_________________________
Дорогие читали!
Обновление книги планируется ежедневно один или два раза в день, как будет получаться. Я хочу сердечно попросить вас не забывать подписываться на мою скромную персону, добавлять книгу в библиотеку и не скупиться на сердечки. Именно вы можете подарить мне огромную радость за те труды, которые я старательно пишу для вас.
Заранее благодарю.
Глава 2 (Ч.1)
Пожалуй, самый очаровательный момент эротического возбуждения — не кульминация, не самый пик, когда буйная энергия природы хлещет через край, а момент тягостного предвкушения. Момент, когда ещё неизвестно наперёд, что случится дальше. Не так уж важно, чем именно предстоит заняться — самоудовлетворением или сексом с живым человеком. Предвкушение — это таинство, где энергия страсти преобразуется в движение атомных частиц. Они сталкиваются друг с другом, множатся, вибрируют, их становится всё больше и больше. Частицы наполняют каждую клеточку тела вплоть до кончиков волос. Все внутренние органы начинают работать в новом ускоренном темпе. Это вызывает жажду, которую требуется утолить как можно скорее, выйдя на финишную прямую. В природе соитие происходит, как правило, весьма скоропостижно. Жеребец, например, удовлетворяет возникшее желание в считанные секунды. Так что комплимент мужчине в духе «настоящий жеребец» довольно сомнителен. Человеческой особи нужно намного больше времени, чтобы дойти до настоящего экстаза. Пусть даже сам акт продлится не больше минуты, ему всегда предшествует время ожидания, томного, горячего, истового. Начало возбуждения — ни с чем несравнимое удовольствие. Это как сон наяву, когда практически нет возможности что-то контролировать, но процесс уже запущен. Атомные частицы разбежались по крови. Зрачки зашевелились, готовые раскрыться. Тепловой эффект согревает живот, грудь, пах, и оттуда спешит в конечности, но почти никогда не добирается до их вершин — кончики пальцев и ступни часто остаются холодными, замершими, твёрдыми как и органы, куда особенно приливает кровь. Человек в состоянии возбуждения словно горячий утюг — стальной, прямолинейный, тяжёлый.
Когда я впервые ощутил на себе сексуальное возбуждение, мне было не больше десяти. Это было новое для меня состояние, и я, разумеется, не понимал, что с ним делать, как его использовать. Мне просто становилось жарко и тесно в собственном теле при определённых мыслях, которые были навеяны, например, кадрами из фильмов. Мой отец обожал кино про гангстеров. Часто пересматривал «Крёстного отца» и «Однажды в Америке». Это были его любимые фильмы. Должно быть, ему хотелось почувствовать себя мафиози с крепким стволом, в элегантном костюме, в шляпе с полями, с сигарой в зубах и долларами в кожаном кейсе. Однако он был простым работягой. От него я узнал всё, что он сам понимал в автомобилях, с ним научился водить ещё будучи мальчишкой. Я путался под ногами в его автомобильной мастерской и, если так можно выразиться, помогал, чем мог. В детстве я не отлипал от отца. Мать ревновала, но делала это снисходительно. Полагаю, её дальнейший поступок отчасти был продиктован в том числе моей близостью с отцом. Она не хотела нас разлучать. Но когда она исчезла, я впервые понял, как много она значила в моей жизни. И мне не хотелось думать, что я в её жизни был никем, поскольку она видела меня урывками и по большим праздникам, которые нужно было отбывать всей семьёй. Отец был моим идолом и почти ничего мне не запрещал. Даже смотреть с ним взрослые, жестокие фильмы про насилие и убийства.
«Однажды в Америке» мы смотрели раз шесть. Не знаю точно, какие сцены больше всего нравились отцу, но лично я прекращал дышать с того момента, когда возрастной полицейский на крыше дома от души трахает девчушку Пегги, которая «даёт» за деньги и, кажется, искренне наслаждается процессом. Однако эти быстротечные кадры не шли ни в какое сравнение со сценой ограбления банка, где главный герой Лапша насилует на столе с бумагами женщину, которая и навела их банду на это преступление. Перед этим она красноречиво требует сама: «Ударь меня! Ударь! Ударь, чтобы всё выглядело по-настоящему!». Для полной реалистичности Лапша не только отхлестал девушку по щекам, как она того просила, но вдобавок разнообразил её половую жизнь. О чём она впоследствии ни разу не пожалела. Это было понятно дальше из фильма, когда они вновь пересекаются, и эта девушка с откровенным азартом пытается угадать вслепую по предъявленным пенисам, кто именно устроил ей во время ограбления сексуальное приключение.
Однако в этом фильме есть ещё одно важное и для меня, и для сюжета место. Тоже с участием Лапши и тоже изнасилование. На сей раз он против воли овладевает своей любимой женщиной. Предпосылки к этому выглядят почти безукоризненно: он и она любят друг друга с детства. Он — потому что она его мечта длиной в целую жизнь. Она — потому что он бедный еврейский мальчик, оборвыш, забавный, бойкий и даже в чём-то милый. Её любовь напоминает жалость. А мужчины не выносят жалости, пускай это жалость по любви, но у женщины нет никакого права жалеть мужчину. Она может сочувствовать, сопереживать, быть к нему мягкой, добросердечной, милостивой, но жалеть — нет. Поцелуй в автомобиле, после которого следует изнасилование, был самой настоящей жалостью. Не нежностью, не признанием, не обещанием. Просто жалостью к тому, кто недостоин большего. Лапша берёт эту девку, растаптывает её об уродливый секс, в котором нет ни жалости, ни любви. Только месть и отчаяние убитого ею мужского самолюбия.