На фоне воя сирены мои сопровождающие что-то пробовали кричать, однако я их не слушал, будучи завороженным открывающимся зрелищем, единственное, на что у меня хватило внимания, так это приказать людям отступить и ни в коем случае не открывать огонь.
И открывшееся мне было прекрасно, муки преждевременного рождения. Боль и страх, что так обильно изливались Зеро в окружающий мир, полное игнорирование мысленных команд, что разбивались о её ментальные щиты. Такой сильный и крепкий разум, но такой чистый и невинный, не знающий ни слов, ни языка, общающийся одними лишь эмоциями. Боль — от всего тела, что оголено словно нарыв. Страх — вызванный болью и дезориентацией. А затем и злоба, что возникла стоило ей, словно бабочка из кокона, вырваться и осмотреть окружающий ей мир своими прекрасным глазами. Не отвратительным алыми щелочками Ревунов, о нет, это были настоящие глаза, такие как у людей. Голубые глаза, в которых плескались боль, злоба и страх.
— Прости меня, я не хотел, — сорвалось с моих губ, раньше, чем я осознал это, а также дополнил это ментальным посылом.
Вот теперь существо обратило на меня свой взор и все её негативные эмоции обрели точку фиксации, первопричину всех её невзгод. Она было попыталась полностью выползти из кокона на берег, но словно кукла с обрезанными ниточками рухнула на пол, по пояс оставшись в своём уютном домике. Она пыталась подняться, но слабые недоразвитые руки были способны лишь волочиться из стороны в сторону, она даже не могла поднять их чуточку выше, отчего из её глотки вырвался рёв отчаяния.
А я всего лишь в метре от неё стоял и с грустью смотрел за страданиями этого нового для мира существа, которые сам ей того не ведая причинил. Хотелось взять и погладить это невинное дитя, утешить. Но хоть она и не могла подняться, это не мешало ей клацать челюстью и злобно рычать в мою сторону, попутно изливая на меня тонны своих самых искренних эмоций. Живя среди людей, я и забыл, каково это полноценно чувствовать чью-то ненависть или же нечто другое. Я хоть их и ощущал, но это был сродни подключению к радиоволне через плохой приёмник и не добирая пару десятых от правильной частоты. Слышно плохо, со скрипами и хрипами, но понятно. А тут, та самая частота. Не думал, что так скучал по бытию частью чего-то большего и родного.
Сотню лет я был одинок, а тут раз и чистая душа, думающая на тех же частотах что и ты, чувствующая так же, как и ты, а ты стал причиной бескрайней боли и страха этого существа. Давно я не чувствовал себя так мерзко, словно ударил со злости новорожденного ребёнка. Собственного ребёнка. А потом узрел творение рук своих.
— Сэр! Отойдите! — наконец-то я услышал крик своей подчинённой. Эх, будь что будет.
— Что бы не произошло не стрелять! Это приказ! — а сам я шагнул на встречу неизвестности, нужно попробовать её успокоить и вернуть в кокон. А то под таким эмоциональным прессом недолго и руки на себя наложить.
Я подошел вплотную к голове этого существа, что дрожало от боли и страха, и уже давно прекратило рычать и огрызаться, лишь тихо скулило. Бедная девочка. Я хотел было коснуться её головы, как в тот же миг она бросилась на меня и вцепилась в левое плечо, одним махом раздробив все усиленные штифтами кости, превратив их в труху.
А на вопли, доносившиеся со спины, я смог лишь громко рявкнуть, сдобрив крик ментальным посылом — «НЕ СМЕТЬ!»
А сам меж тем терпеть невыносимую боль от вцепившейся мне в остаток плеча и не желающую размыкать челюсть девочки и тихо шептать.
— Всё хорошо, тебя никто не обидит. Успокойся, всё будет хорошо, тебя никто не тронет, — не забывал я и совмещать всё это с телепатией, транслируя всё то что и говорил. Нет смысла врать или увиливать, мне и так погано от всего произошедшего. Но что неудивительно, хватка на обрубке никак не ослабла, скорее даже усилилась, но хотя бы её глаза были устремлены в мою сторону. Такие красивые и большие, но такие обречённые…
— Прости меня, я не хотел тебе навредить, лишь пообщаться, — вновь прошептал я, глядя ей прямо в глаза. И всё так же, транслируя свои мысли. Но ответа всё не было.
Так что, я решил попытаться наладить физический контакт и положил на её оголённую щёку ладонь, всё ещё здоровой правой руки. Чем лишь ещё больше её разозлил.
— Прости дурака, папа не хотел тебя обидеть, — помирать так умиротворённым. Однако, что-то во взгляде существа изменилось и как мне кажется, ослабла хватка у сместившейся от плеча к торсу челюсти.