Она, должно быть, чувствует мою нерешительность, потому что ее ладонь скользит по моей. — Почему тебе нравится проводить со мной время? Ты явно не извращенец, потому что никогда ничего со мной не пробовал. Я надела этот наряд, чтобы завлечь тебя, и тебя почти не волнует, что я полуголая. Это из-за твоих навязчивых идей? Ты разглядел во мне нечто, что подсказывает тебе, что мы похожи? — спрашивает она, искренне интересуясь, думаю ли я, что мы похожи.
—Мы встретились не случайно.
Ее рука падает с моей, и я делаю вдох, чтобы успокоиться, когда ее поза становиться настороженной, а в глазах появляется небольшой намек на страх. Я не хочу, чтобы она боялась меня, но мой демон все еще возбуждается от ее страха.
— Что это значит? — спрашивает она.
— Что ты знаешь о брате своего отца?
Она выглядит озадаченной, затем из ее груди раздается хихиканье.
— Что смешного? — спрашиваю я, возмущенный ее реакцией.
— Прости. Просто у моего папы нет брата.
У ее папы нет брата? Я не должен обижаться или удивляться, но я удивлен. Он никогда не рассказывал ей обо мне? Этот гаденыш так легко заменил меня своим собственным ребенком, вычеркнул меня из своей семьи и мыслей! Я должен бросить ее под поезд и смотреть, как он терзается от горя, но я не хочу причинять ей боль. Она — часть меня. На каком-то другом уровне она способна принимать и понимать всего меня, все мои части.
— А что насчет твоей мамы? Она когда-нибудь упоминала о брате или о своих родителях?
Теперь я привлек ее внимание, и ее руки обхватывают живот в защитном жесте.
— Моя мама — единственный ребенок. Ее родители погибли в автокатастрофе до моего рождения. Райан, что это все значит? Кто ты?
— Ты права насчет того, что у твоей мамы не было братьев и сестер. Некоторое время у нее был ненастоящий брат, но он не считается. А вот у твоего папы есть брат. Младший брат по имени Райан. Я.
— Этого не может быть. Я не понимаю. Почему он не рассказал мне о тебе?
Я пожимаю плечами. — Потому что меня посадили надолго, и он забыл обо мне.
Она качает головой в недоумении. — Он не мог просто забыть, что у него есть брат, Райан! Должно быть что-то еще.
— Я сделал несколько плохих вещей, и поэтому меня посадили. Поскольку он был детективом, это плохо отразилось на нем, он разозлился на меня.
Цереус смотрит вниз на свои ноги. — Насколько плохими были те вещи, которые ты сделал?
— Это зависит от того, кого ты спрашиваешь. — Я ухмыляюсь и пожимаю плечами. Она не улыбается в ответ, ее лицо каменеет.
— Я спрашиваю тебя.
— Значит, все не так уж плохо.
Она кивает в знак понимания.
— Ты не можешь рассказать своим родителям о том, что мы проводим время вместе, Цереус. Они не позволят этого, если ты им скажешь.
— Хорошо, — соглашается она, а затем застенчиво улыбается мне, прижав руки к бокам. — Так ты мой дядя? Я чувствую себя странно из-за того, что теперь думаю, что ты вроде как симпатичный, — хихикает она, но это неуверенная усмешка, и мне не нравится, что она чувствует себя неловко.
— Дяди, кузены и даже братья и сестры были соединены брачными узами на протяжении многих лет назад, чтобы сохранить чистоту крови. Нет ничего противоестественного в том, что я симпатичный, хотя симпатичный — это очень не по-мужски, — игриво говорю ей, заставляя ее наморщить нос, а затем рассмеяться.
— Я опоздала на поезд, — говорит она.
Я даже не заметил, что он пришел и ушел.
— Тогда давай вместо этого накормим тебя.
— Прогуливать школу? Ты подаешь плохой пример, дядя, — говорит она с сарказмом.
— О, не рассчитывай, что я когда-нибудь поступлю по-другому.
Глава 16
Старые удовольствия
Райан
Я ложусь на свою кровать, жесткий матрас врезается в мышцы, лишив меня возможности удобно улечься. Цереус великолепна. Она подобна силуэту, который отбрасывает моя собственная тень. Все эти маленькие вещи нервируют ее. Люди раздражают ее так же сильно, как и меня. Однако она заботится о своих родителях. Цереус знает, что такое любовь, чувствует ее и отвечает взаимностью, но это не заставляет меня ненавидеть ее, как должно быть. Это не заставляет меня хотеть отнять у нее любимых и наблюдать за тем, к чему это приведет. Мне не нужно видеть, как она ломается, и это подобно глотку свежего воздуха, когда кто-то рядом с тобой просто для того, чтобы быть. Я не хочу видеть ее кровь, я не хочу проливать ее слезы или сексуально терзать ее тело. Это новая для меня концепция, и я не уверен, как должен реагировать. Стук в дверь вырывает меня из размышлений.
— Угадай, что? — спрашивает Изабелла, заходя в мою комнату.
Лучше бы я не открывал дверь.
— Угадай, что? — повторяет она, и я представляю, как она захлебывается собственной кровью.
— Могу я тебя порезать?
Эти слова вылетают у меня изо рта без всякой мысли о тех последствиях, к которым они могут привести и красная дымка, которая всегда берет меня в заложники в разгар убийства, начинает затуманивать мое зрение. Однако она не убегает с криком. Вместо этого она хихикает и начинает снимать одежду со своего тела.
— Ха-ха, так кто тебе сказал? Джоди? Я сказала ей никому не говорить. Она предупредила меня об извращениях, ради которых люди туда ходят.
Я понятия не имею, о чем она говорит, все, что я вижу, это ее бледную плоть, холст, который ждет, чтобы я украсил его ее собственной кровью.