Я жестом прошу его принести их. Он опускается на свободное место напротив моего. Я пролистываю несколько закрытых дел и улыбаюсь ему.
— Отличная работа.
Он кивает.
— Ты был занят в последнее время. Я могу чем-нибудь помочь?
Я закрываю его дела, поставив на них свою подпись. — Нет, это не работа, это личное, и пока мне нужно держать в секрете, но спасибо за предложение.
— Ну, если тебе нужно что-то под запись или нет, ты был моим другом до того, как стал моим капитаном. — Он подмигивает.
Глава 26
Терапия
Райан
Вернулась секретарша Лейтона и предложила мне присесть. Она явно тяжело восприняла его смерть. Я могу помочь ей быстрее встретиться с ним.
— Ты знаешь, — говорю я, и она обращает на меня внимание, нахмурив брови. Никогда раньше с ней не разговаривал. — Ежегодно от сердечно-сосудистых заболеваний умирает более двухсот тысяч женщин, так что это могла быть ты, а не он, — я пожимаю плечами. — Это повод задуматься.
Она прищуривает глаза .
— У него было отличное здоровье, как и у меня. Его внезапный уход шокирует.
— Сердечный приступ случается примерно каждые двадцать секунд, чаще всего внезапно, а смерть от сердечного приступа наступает примерно каждую минуту. Ты можешь умереть буквально прямо сейчас, — я наклоняюсь вперед, когда заканчиваю, делая акцент на слове «сейчас».
— Райан, заходи, — неожиданно говорит Дженна. Я не заметил, как открылась дверь ее кабинета. — Присаживайся. Хочешь воды?
Я качаю головой и подхожу к окну.
— Спасибо, что зашел. Как ты относишься к тому, что произошло с Джоди?
— С кем? — спрашиваю я, а она изучает меня. Я ухмыляюсь. — Не хочу говорить о Джоди.
— А о чем ты хочешь говорить?
— Теперь, когда я по закону не обязан ходить на эти сеансы, я хотел бы знать, является ли то, что я вам скажу, врачебной тайной.
Она уверенно идет и садится в кресло, которое занимала в прошлый раз, и жестом приглашает меня сесть напротив.
— Обсуждение прошлых преступлений или противоправных действий — да, но не обсуждение планов будущих преступлений или насилия, — говорит она, будто расстроенная тем, что я не могу сообщить ей, подробности будущего убийства.
— Я имел в виду больше семейные дела, людей, с которыми я могу общаться?
Она выпрямляется в кресле и берет свой iPad, чтобы сделать заметки. — О, да, конечно. Есть кто-то, о ком ты хочешь поговорить?
— Когда я был маленьким, Блейк очень меня опекал. Он так сильно любил меня, а я ничего не давал ему взамен. Его эмоциональная потребность любить и защищать меня позволяла легко манипулировать им, и мне нравилось это делать. Блейк был талантлив, он был умен и мог добиться в жизни чего угодно. Я не понимал этого, и если бы не тот факт, что он проявлял ко мне привязанность, я бы усомнился в том, что наши умы работают одинаково.
— Ты ревновал его?
Глупая сука, зачем мне его ревновать? Он был моей марионеткой. — Вовсе нет. Он меня интриговал. Он всегда подстраивался под все, что происходило в нашей жизни: алкоголичка мать, большую часть нашей жизни под кайфом, отец, избивающий его, я обманывающий, заставляя думать, что отец посещает мою комнату. Он подстраивался под все то дерьмо, которое происходило с нами, и двигал нас обоих вперед.
— Почему ты заставил его поверить в это, и действительно ли он был настолько слеп к тому, что происходит с тобой?
— Я фантастический манипулятор, доктор Дженна. Блейк — человек. В конце концов, его мысли и действия продиктованы эмоциями. Это было скорее для того, чтобы сломить моего отца. Он смотрел на Блейка так, что мне казалось, будто он действительно переживает. Мне было интересно наблюдать за тем, как он борется со своими желаниями. Я искушал его, но он обращался к гневу, а не к извращениям, но Блейк этого не знал, а я прекрасно понимал, что Блейк захочет защитить своего бедного младшего брата. Мне было интересно посмотреть, как далеко он зайдет ради меня.
— Ты любишь его? — спросила она.
Она так ничего и не поняла.
— Я не могу его любить. Не знаю, как. Я не обладаю этим чувством.
— Ты действительно в это веришь?
— Дело не в вере, просто это так. Я не чувствую этого.
— А тебе кто-нибудь дорог?
Мои мысли устремляются к Цереус. Я вижу в ней отражение себя, но это скорее навязчивое желание узнать ее и быть рядом с ней. Я чувствую себя собственником по отношению к ней и необходимость того, чтобы она хотела, нуждалась и любила меня.
— Райан?
— У меня есть племянница. Она художница и очень талантлива. Ее учитель рисования — дрянь, и мне не нравится, как он с ней обращается. Значит ли это, что она мне дорога?
— Это зависит от обстоятельств. Тебе не нравится, что он так с ней обращается, потому что это причиняет ей боль?
Скорее потому, что он мелочный, жалкий и злоупотребляет своей властью, и что она моя, и никто не может причинить ей боль, кроме меня. Я не говорю этого, уже итак слишком близко к тому, чтобы начать бредить о том, как я хочу его убить.
— Я уже говорила тебе, что ты можешь свободно говорить о прошлых преступлениях, так что давай обратимся к ним. Можешь ли ты сказать мне, что заставило тебя убить в первый раз? В твоих документах сказано, что ты не знал жертву.
Я пожимаю плечами. — Зачем мне знать кого-то вроде него? Он был просто наркоторговцем с замашками и длинным языком.