— Ты не должна бояться меня, Цереус.
Ее тело слегка расслабляется, вздох покидает ее губы, приподнимая прядь волос.
— Мне следует бояться тебя, но, что самое удивительное, я не боюсь. — Ее ноги ступают по голым плиткам, на которых остаются следы от капель воды. Ее маленькая дрожащая рука тянется к моей, обхватывая запястье, поднося мою руку к горлу. Разделочный нож упирается в нежную кожу в том месте, где пульс бьется на шее. Ее глаза впиваются в мои в ожидании.
— Если ты собираешься убить меня, Райан, то тебе лучше сделать это сейчас. — Ее рука скользит по моему запястью, пока не обхватывает рукоятку ножа.
Мои глаза прикованы к небольшой красной вмятине на ее коже от давления ножа. Еще немного, и кожа лопнет, прорвется и потечет кровь, теплая и яркая, украшая ее бледную плоть. Убивать ее было бы очень расточительно.
— Потому что, если ты хотел узнать меня поближе только для того, чтобы потом причинить боль, — продолжает она, — или чтобы попытаться снова причинить боль маме или папе... — Ее движения быстры, она как кошка, выхватывает лезвие из моей руки и одним движением руки меняет наши позиции. Нож вонзается мне в шею, и единственное, что мне хочется сделать, это гордо улыбнуться. Она великолепна. …И могла бы убивать как я.
Щипок, сопровождаемый легким ожогом, проникает в мою плоть, когда она отдергивает руку. Она порезала меня и сделала это легко и без колебаний. Я хочу оставить ее себе. Хочу отправиться на охоту, когда она будет держать в руках нож. Она легко смогла бы перейти на темную сторону и стать королевой в царстве порока.
— Я не хочу причинять тебе боль, что для меня в новинку, — говорю я ей.
— Значит, это правда, что сказала мама?
Ухмыляюсь, представляя историю, которую, могла рассказать ей Мелоди. Я бы солгал, если бы сказал, что мысль о Мелоди и ее страхе передо мной не заставляет напрягаться.
— Все, что я могу тебе сказать, это то, что я такой, какой есть, Цереус. Я родился таким. И всегда чувствовал какую-то нестыковку и тягу к темной стороне. Так вот, я и есть темная сторона. Я не чувствую так, как другие. У меня нет души.
— А у меня? — спросила она.
Потянувшись за ножом, дрожащим в ее ладони, и положив его на стойку, я говорю ей:
— Если бы ты была такой, ты бы не была здесь, угрожая убить меня, если я причиню вред людям, которых ты любишь.
Ее руки смахивают доказательства ее души — слезы с лица.
— Ты не любишь свою семью? Папу? Он же твой брат.
— Это не так работает. Он для меня важнее других людей, но даже тогда это не помешало мне причинить ему боль.
— Ты собираешься попытаться убить его снова?
— Я не собираюсь, нет.
— Ты собираешься попытаться убить меня?
— Нет.
— Почему?
— Потому что я этого не хочу.
— Ты любишь меня?
— Нет, я не могу любить, Цереус, но я предпочитаю твою жизнь любой другой.
— Я люблю тебя, чтобы ты знал.
— Даже после того, что сказала тебе твоя мать? Даже после того как я подтвердил, кем являюсь на самом деле?
— Кем бы ты ни был, Райан, ты — моя кровь, мой дядя, и я люблю тебя, несмотря ни на что.
— Любовь — это слабость.
— Любовь — это сила. Она связывает нас.
— Как это может быть правдой, если я этого не чувствую?
— Я буду чувствовать ее за нас обоих.
— Могу я послушать, как бьется твое сердце? — спрашиваю я.
— Зачем? — Она фыркает.
— Мне нравится слушать биение твоего сердца, потому что оно играет единственную музыку, которую я могу понять, а также потому, что это единственный способ почувствовать любовь, о которой ты говоришь, — стук твоего сердца — это все, что я буду чувствовать. Я не могу почувствовать того тепла или уюта, который, как утверждают другие, испытывает любящий их человек, и в этот раз я действительно завидую им, — говорю я ей и говорю серьезно. Мне хочется почувствовать эту вещь, называемую любовью, которая должна быть чем-то могущественным, потому что все жаждут ее, ищут ее и готовы умереть за нее. Мне кажется, что хоть раз в жизни я смогу в какой-то малой степени понять ее, даже если не смогу почувствовать.
Глава 38
Кровь
Райан
Цереус согревается в душе. Ее губы посинели от холодного дождя, а одежда висит над радиатором в ванной. Я готовлю ей сэндвич, чтобы она съела его в машине, пока я буду подвозить ее домой. На моем мобильном загорается сигнал вызова, и я отвечаю, надеясь, что это не Изабелла.
— Райан.
Это Блейк. Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что дверь в ванную закрыта, и отвечаю:
— В чем ты хочешь меня обвинить? Птица впервые в истории помочилась, и ты думаешь, что это моя вина, что я злой?
— Заткнись, блядь. Это Дженна.
— Поясни.
— Убийства, Рай. Она младшая сестра Корделла. Она или кто-то, кто с ней работает, убили Шона.
Что за хрень? Дженна?
— Я немного запутался, Блейк.
— Дженна манипулирует всем. Она хочет, чтобы ты заплатил за смерть ее брата. Она такая же сумасшедшая, как и ты, и она или кто бы там за нее ни убивал, возможно, направляется к тебе. Я хочу, чтобы ты приехал в участок и ждал там.
Завершаю звонок. Дженна.
Электричество отключается, и все мои чувства убийцы обостряются. Я бросаюсь в ванную, все еще держа в руках нож, которым резал мясо, и открываю дверь как раз в тот момент, когда Цереус выходит посмотреть, что случилось. Я слышу, как открывается входная дверь, заталкиваю ее обратно в ванную и предупреждаю, чтобы она заперла дверь и не открывала ее никому, кроме меня. Прижимаюсь всем телом к стене и прислушиваюсь к легким шагам, на цыпочках передвигающимся по моей квартире. Как эта дрянь смеет думать, что может убить меня? Я крепко сжимаю нож в кулаке и жду. Слышу ее дыхание, она уже за углом. Поворачиваю за угол прямо к ней, и лезвие впивается в ее кожу, как в масло. Ее прерывистое дыхание — музыка для моих ушей. Маленькие руки прижимаются к моей груди, что-то тяжелое с грохотом падает на пол, в нос ударяет знакомый запах. Свет снова вспыхивает, и зеленые блестящие глаза ищут ответ в темных глубинах моих собственных глаз.