Гребаные психостимуляторы превращали меня в овощ, но мне достаточно быстро удалось вернуть себе ясность рассудка. И все мои природные порывы и мысли снова вернулись ко мне, став для меня чем-то вроде осознанных сновидений. Теперь они стали практически осязаемыми, а не запертыми за семью замками в дальних уголках моего разума, где я едва мог до них достучаться. Смотреть на мир сквозь пелену, не имея возможности зацепиться и найти опору, было не из приятных ощущений. Но в этом была вся суть «терапии» в подобных учреждениях. Они делают все для того, чтобы вы не имели возможностей следовать своей природе и даже просто говорить о своих порывах, превращая вас в недееспособную субстанцию, пускающую слюни на подбородок.
Я упивался моими темными помыслами и воспоминаниями о всех жертвах, которых без малейшего сочувствия лишил жизни. Они служили для меня подпиткой и единственным, что удерживало меня от того, чтобы не продолжить убивать в этих стенах. Изначально меня держали в полной изоляции. В холодной камере, сродни тюремной, где кроме кушетки и толчка не было ничего. Кто бы не посещал меня там, он всегда появлялся в сопровождении минимум четырех охранников, которые жестко пресекали любые поползновения с моей стороны. В таких условиях я просуществовал довольно долго, но потом мне все же разрешили контактировать с другими пациентами, большинство из которых были «залечены» настолько, что уже слабо походили на человека. И хотя встречались откровенные безумцы, готовые убивать всех подряд, но были и те, кто походили на меня: рожденные без души, расчетливые и незнающие сочувствия. Рассказы здешних обитателей о их злодеяниях, наряду с моими личными воспоминаниями, долгое время служили мрачной отдушиной, но лишь до тех пор, пока однажды Мелисса не обмолвилась о визите в лечебницу Блейка. В тот момент во мне загорелось желание снова дать волю своей прежней одержимости. Я скучал по доверчивости и привязанности моего братца, который, к моему искреннему удивлению, столь легко выкинул меня из своей жизни. Должно быть у Мелоди, черт подери, золотая жила вместо пизды, если уж ей с такой легкостью удалось охомутать его, заставив потерять голову от любви. Ебучая любовь — это конец для любого нормального человека, как впрочем и похоть.
Мелисса прониклась ко мне, и я использовал это против нее. В одну из ночей, когда она захотела от меня «откровений», поведал ей о Блейке и том, насколько мне его не хватает. Она доверчива «съела» всю ту «лапшу», которую я виртуозно навешал ей на уши, и, конечно же, как только увидела имя моего брата в журнале регистрации, тут же сообщила об этом мне, желая обрадовать.
Вероятно, Блейк действительно не мог сдержать своих порывов и появился здесь, чтобы узнать о моем состоянии. Театрально пущенная слеза, и вот Мелисса уже согласилась отыскать в регистрационной документации его адрес, а затем и отправиться по нему, чтобы сделать для меня несколько фотоснимков.
— Мне его так не хватает, что я готов на все, чтобы между нами все наладилось, — слезно произнес я, и дуреха поверила.
И этих людей допускают к работе с психически больными, хотя они безумнее нас. Мелисса куда двинутее, чем я. Обыватели настолько зависимы от ощущения комфорта, что запросто путают похоть с любовью, отчего попадают в лапы бездушных тварей, подобных мне. Такие женщины, как она, настолько жаждут мужского внимания и хорошего траха, что готовы принять их от любого. Ради этого Мелисса научилась видеть во мне жертву и сама поверила в это. Тупая чокнутая пизда. Раз уж я жертва, то ее домогательства до пациента делали ее безумнее любого из нас. Мне ничего не стоило манипулировать этой слабостью, смеясь над ее наивностью всякий раз, когда она пускалась в слезы, как только я говорил ей о своей любви.
Когда через неделю Мелисса появилась с фотографиями Блейка, целующего Мелоди на крыльце своего дома, я чуть не задушил ее, пока трахал, не сводя глаз с изображений на снимках.
Мелоди все же осталась с Блейком? Какое разочарование. Ее присутствие в моей жизни давало разгул для моей больной фантазии. Я неоднократно прокручивал события той ночи, придумывая все новые и новые финалы. Общее в них было то, что Мелоди неизменно оставалась жива, потому что, как ни крути, играть с ней было интересно, и она даже сумела превзойти мои ожидания. Где-то через неделю Мелисса принесла мне еще одну фотографию, которая подтолкнула меня к тому, чтобы затеять новую игру.
Я бросаю взгляд на фотографию в моих руках, ту, которую Мелисса принесла мне семь лет назад. На ней моя племянница Цереус. Как же она красива! Я прокручиваю в голове все вводные, которые имею, и, как в случае с Мелоди, понимаю, что это судьба. Мне необходимо узнать ее, почувствовать присутствие, посмотреть в ее зеленые глаза, которые она унаследовала от своей мамочки. Я жажду поиграть с ее разумом. Она подтолкнула меня «выздороветь». Процесс занял больше времени, чем планировалось, но все же цель была достигнута. К разочарованию наивной бедняжки Мелиссы ей не суждено стать свидетельницей моего освобождения, так как она изрядно пострадала при попытке побега серийного убийцы, которого в этих стенах именовали «Маской». Так как его стилем было срезать кожу с лица жертвы и носить вместо маски.