«Все… Все заплатите. МНЕ!»
Горро закрыл глаза и потерял сознание. Он чувствовал лишь, как дикий жар охватывает его лицо и руки. В голове эхом звучало лишь одно слово:
«Сжечь».
Боготу нравилось, как он управляет толпой. Нравился страх, который он внушал в души людей. Как бы ему не было жаль, но её глаза, наполненные страхом, доставляли извращённое удовольствие! Все его чувства обострились! Возбуждение от истошного вопля усиливалось с каждой секундой. Богот осознавал свой нездоровый интерес, но ничего не мог поделать со своей страстью. И власть… Как же она опьяняла. Богот не воспользовался им в прошлом и теперь превратился лишь в призрака среди своих братьев.
«Но ничего. Я верну всё на свои места. Я перепишу историю! Я заслужил…»
Хрон, окинув взглядом толпу, понял, что в глубине души испытывает к ним ненависть за их наивность и глупость. Держа мальчика за цепи, Богот наблюдал за тем, как горит огонь очищения. Пламя с жадностью поглощало сухие дрова, поднимаясь всё выше в небо. Богот был заворожён этим зрелищем, пока не почувствовал, как его руки начинают неприятно покалывать. Ни то сильный холод, ни то обжигающий жар пронзил его пальцы. От неожиданности Хрон подумал, что ему это показалось.
Он посмотрел на руку, в которой держал цепи. Это были необычные цепи из эфирита, способные удержать любое проявление хагнии. Маска из того же материала должна была перекрыть любое её направление. Такими цепями и намордниками сдерживали даже самых сильных и опасных Эфреметов. Но цепи на мальчике начали краснеть, и все звуки исчезли, словно кто-то разрезал воздух. Как тьма, поглощающая комнату после того, как задули свечу.
Богот хотел отдернуть руку, но не мог шевелиться, даже крикнуть. Позвать на помощь. Двухметровый гигант буквально встал как вкопанный. Богот посмотрел на Горро.
Бесчувственное и безжизненное лицо не выражало ничего. Глаза будто смотрели в пустоту и олицетворяли её. Эфремет повернул голову и посмотрел на пламя. Эфиритовая маска на лице окрасилась красным. Настолько сильным был жар от маски, что волосы около ушей мальчика стали гореть. Запах палёных волос и плоти ударил в нос Богота.
У всех присутствующих; всех кто смотрел на казнь-отказал слух.
В полной тишине, дым и огонь смешались в диком танце; будто на них со всех сторон подул сильный ветер. Пламя плясало в беззвучном урагане, пока под лучами Прагалита, из огня, не вышли три существа не поддающихся описанию.
Богот заморгал, не осознавая, что происходит. К нему вернулось тело. Ладонь охватила невыносимая боль от ожогов. Цепь раскаливать и начала плавится в руках. Он закричал от боли, страха и удивления.
«Что за хагнавщина⁈»
Эхот хотел, чтобы отец посмотрел на него, чтобы гордился им. Богот стоял неподвижно и не шевелился. Тут сын заметил, что рука отца, державшая цепи мальчика, дёрнулась. Пропали все звуки и крики, цепь раскалилась почти до жёлтого критического оттенка, после которого металл начинает плавиться. Эхот достал меч, ощущая, как к горлу поступает паника. Из огня вышли три существа. Слух вернулся, но толпа замолкла. Крики восхищённой ненависти превратились в «охи» и «ахи».
Из огня, словно дым, появился величественный олень, переливаясь зелёными оттенками. Это было огромное животное, каких не встретишь в природе. Его рост превосходил рост человека, а шаг был неспешным и грациозным.
Его рога, невероятно широкие и высокие, достигали двух метров. Внутри тела оленя пульсировала зелёная молния, словно биение сердца, каждый раз окрашивая всё вокруг. Олень остановился и задрожал всем телом, словно сбрасывая капли дождя.
Люди не могли поверить своим глазам, когда появились ещё два оленя — на этот раз самки, без рогов. Они встали в один ряд, гордые и невероятно красивые.
«Наверное, боги выглядят именно так», — подумали некоторые.
«Демоны», — решили крины.
«Колдовство… Интересно, насколько они горячи внутри… Можно ли расплавить железо?» — размышлял кузнец.
«Какая необычная шкура…» — удивлялся портной.
Но никто не двигался с места. Воцарилась мёртвая тишина.
Лишь Эхот осмелился и с мечом в руках побежал на Горро. Мальчик, который смотрел на огонь, с которого стекало раскалённое и тающее от жара железо, произнёс что-то на непонятном языке. Отчего-то, души всех присутствующих наполнились животным страхом, который проникал до самых внутренностей.
Олени подняли головы и издали душераздирающее пение: смешались голоса людей и животных, смех и плач, радость и агония.