Самец ощупывал грудь своими лапами. Никакого видимого вреда чудовищу нанести не удалось. Рогатая тварь никак не поранилась и не ослабла.
«Мои молитвы услышаны. Давайте! Нападайте, твари! Буду рубить и колоть. Рвать и ломать!»
«Нападать надо первым. Нельзя стоять на месте!»
Снова взяв меч в руки, словно копье, Богот взревел и атаковал рогатого. Похоже, он был что-то вроде вожака. Колющие удары сменялись режущими. Богот искусно владел фехтованием, чтобы сокрушить рыцаря даже в самых крепких доспехах. Но каждый раз, попадая в мистического существа, он не ощущал результата. Меч мог лишь соприкоснуться с кусками тела или пройти сквозь дымную плоть, как воздух. Богот специально кружился, чтобы иметь возможность видеть свой тыл. Каждый раз он затылком ожидал удара, а точнее, укуса в спину. Но оленихи лишь смотрели. Олень будто насмехался и наслаждался своим превосходством. Рогатая скотина встряхнулась и замотала головой.
Богот отступил, тяжело дыша. Меч становился тяжелым, плечи заболели — давно он не участвовал в долгой схватке.
Копытом вырывая яму, олень готовился к тарану. Запыхавшийся Богот схватил снова схватил меч, словно копье. Существо фыркнула и зарычала. Богот побежал первым. Олень выбежал навстречу. На этот раз олень остановился и раскрыл пасть от головы до основания шеи. Многочисленные острые зубы хаотичным строем по обе стороны. Они состояли из сломанных костей и кусков железа. Такой огромный рот мог проглотить целую лошадь.
Богот почти попался на ловушку. Или почти не попался. Пасть захлопнулась, схватив всё правое плечо, почти до рукояти меча. Зубы проткнули руку насквозь в нескольких местах. Богот орал, боль смешалась с яростью. Резко запахло паленым мясом. На лице ощущался сильнейший жар, словно он стоял перед всепоглощающим пламенем. Лапы чудища схватили за спину и прижимали к себе. Хрон отпустил меч и взял кинжал. Он орудовал вслепую: в лапы, в рот, в глаза. Богот резал и колол, пока лапы не ослабли. Тогда он схватил свой меч и начал орудовать в внутренностях. Пасть сжималась и сломала кости в правой руке.
С огромным усилием, ощущая, как разрывается каждый кусок своей плоти, как плечевой сустав ломается и отрывается с костей, Богот медленно вырывал свою руку из пасти вместе с мечом.
Меч горел зеленым пламенем, словно на него вылили масло. Рука исчезла почти от основания плеча. Тварь просто раскрыла пасть и, глядя на Богота, изрыгнула оторванную руку. Он смотрел на свою конечность в ужасе, заметив, как она сжимает кулак. Кровь рядом с ней кипела от огромной температуры. Богот гневно взревел, кинул меч на плечо за шею, развернулся на месте и опрокинул прямо между рогов.
Посмотрев на свое плечо, он заметил, что и оставшаяся часть обожжена.
«Ладно. Не так много крови потеряю. Ожоги мне на руку. Ха! На руку!» Богот рассмеялся. Гневно взревел и закинул меч на плечо за шею. Не ощущать свою правую руку было настолько же неестественно, как если бы глаз Солоеса мог бы погаснуть. Рогатая тварь встала на дыбы и снова прижалась к земле, готовая пуститься в атаку. Когда олень опустился на ноги, Богот развернулся на месте и опрокинул прямо между рогов.
Чудище исчезло, растворившись в дыму.
Самки кинулись на Богота. Не раздумывая, он схватил свою оторванную руку и бросил монстрам на корм. Олениха открыла пасть, отвлеченная лакомством. Богот не упустил возможность и, закинув меч так же за шею, развернувшись, рубанул по шее, отрезав голову. Хрон помогал себе всем телом. Одной рукой было невероятно сложно орудовать таким тяжелым оружием. Но и Богот был невероятно озверевшим. Бешенство охватило его, словно лесной пожар.
Последняя олениха накинулась на него сверху. Богот не успел увернуться, и острые клыки полоснули по спине, оставив глубокие раны.
Голова сильно закружилась. Адреналин ослабевал. Перед глазами всё заплыло. За оленихой он мог следить лишь по очертаниям и ее быстрым движениям. Богот упал на колено и оперся о меч.
Олениха раскрыла пасть во всю ширину и зарычала: крик смешал в себе демонические стоны, плач, смех и извращенные голоса экстаза. Богот не мог не признаться себе, что этот крик напугал его больше всех ран. Сама смерть не страшила столько, сколько этот клич — обещание бесконечной боли и страдания. Олениха медленно двинулась к Хорну.