– Как Маркус?
– Лежал в коме, недавно его разбудили. Состояние стабильное. Он потрёпан, но врачи говорят, что с ним всё будет хорошо. Предварительно, – Макс недовольно скривился, но своё мнение по поводу этого преступника и того, что он находится не на своём месте, вслух не высказал – Егор и так был с ним хорошо знаком.
Егор кивнул и про Маркуса больше не спрашивал.
– Поговори с Ирой, пожалуйста. Может, она согласится со мной встретиться. Если не хочет, то не надо.
– Хорошо. Сделаю.
***
Алекс пропустила машину скорой помощи, перешла узкий проезд и вошла через проходную. Поздоровалась с дежурным – здесь её уже все хорошо знали. Девушка поднялась на третий этаж, свернула в извилистые коридоры и вошла в одну из палат. Мама ещё спала, и Алекс осторожно присела рядом. Потом она стала доставать из пакетов еду, перемывать в раковине и очищать фрукты, аккуратно выкладывая всё на тарелки.
Внезапно мать закричала. Даже привыкшая к этому Алекс вздрогнула, поспешно вскочила и принялась будить женщину, тряся её за плечо.
– Тише, мамочка, тише… Всё в порядке! Я здесь.
– Алекс? – пробормотала Ира, оглядываясь и узнавая больничную обстановку.
– Угу. Я тебе еды принесла.
Иру доставили в больницу совсем ослабевшей. Егор заморил Иру голодом и жаждой – из-за этого, а также из-за пережитого стресса у матери отказали ноги, и одно время Алекс практически ночевала с ней в больнице. Ходить, опираясь на кого-то, она стала недавно. Алекс видела, каким усилием воли матери это даётся, и не переставала ею восхищаться.
Ира перевела дыхание, заставив себя успокоиться. Она села и взглянула на бутерброды и фрукты.
– Милашка, ты меня уже закормила. Я те ещё не съела, – женщина протянула руку и взяла дольку яблока – пока она спала, дочь успела нарезать фрукты и красиво выложить на блюде. Девушка уже уяснила: если давать матери есть маленькими порциями, она съест больше.
– Ничего страшного. Тебе не повредит, особенно сейчас.
– Послушай. Ты видела Маркуса? Ты знаешь, что с ним?
Алекс замерла, потом заправила прядь волос за ухо и зачем-то полезла за телефоном.
– Он жив? Я могу его навестить?
– Он жив, ма, меня только пару раз к нему пустили. Сфотографировала – на случай, если ты захочешь его увидеть.
– Хочу. Покажи.
Ей вдруг расхотелось показывать фотографии маме, но делать было нечего – уже призналась, что они есть. Увидев одно фото, мать выдохнула и взяла телефон дочери в руки.
– Это глаза или качество снимка?
– Это глаза, мам.
– А как же он?.. Он же не сможет находиться в таком состоянии даже в тюрьме.
– Я не знаю.
***
Прошло две недели с тех пор, как он перестал видеть. Тьма стала чем-то привычным и уже не особенно пугала.
Даже спустя время Маркус выглядел ужасно. Повязка с глаз исчезла, но тьма не покидала его даже в солнечный день. Он не видел разницы, когда закрывал глаза и открывал их.
Маркус ни о чём не жалел, и вместе с этой мыслью пришло какое-то странное спокойствие. Будто в конце жизни он свернул с дороги, которая вела в пропасть. И новая дорога оказалась прямой и солнечной. Он понял, что ему ничего не нужно от жизни, и принял это ещё в американском аэропорту, когда мельком увидел в глазах дочери страх. Эта бесстрашная девочка не боялась ничего, кроме того, чего не понимала. Ей нужна была его помощь, и он не мог подвести.
Маркус уже тогда знал, что не бросит её, а потом, если ему не слишком повезёт, его увезут в тюрьму. Если повезёт – на кладбище. Девочка, конечно, не понимала всего этого. Ей просто было страшно за маму и за себя. Он знал, что Карл сможет если не отбить его у российской полиции, то обеспечить ему спокойное доживание в камере-одиночке – большего ему и не требовалось.
В тот день он сидел лицом к окну, слушая чириканье воробьёв, которые устроили какие-то свои птичьи разборки прямо под окнами больницы, и чуть повернул голову на звук открывшейся двери.
Рядом с ним у кровати была прислонена палка. Одну ногу он держал выпрямленной, будто она у него всё время болела. Алекс знала, что без палки он не просто далеко – в принципе никуда не уйдёт. Поэтому его даже не сковывали наручниками.
– Кто это? – спросил он. – Мне не нужны ваши лекарства, убирайтесь.
Алекс остановилась – своего отца она до сих пор до конца не изучила и такой неприятной стороны его характера не знала. Отчего-то ей стало обидно, хотя отец явно принял их за кого-то из медработников, которые постоянно донимали его своим уходом, что раздражало Маркуса. Алекс знала, что своим характером он зашугал всех медсестер, и они боялись лишний раз зайти к нему в палату.