В истории международной политики в отношении беженцев эта конференция тем не менее является знаковым событием. Ее можно рассматривать как попытку создать новый инструмент управления миграцией – под руководством не Лиги Наций и ее Верховного комиссара по делам беженцев, а правительства США. Единственным конкретным результатом конференции стало создание Межправительственного комитета по делам беженцев (МКБ) под председательством американского юриста Джорджа Рабли, друга Рузвельта. Его главной задачей было начать переговоры с немецким правительством, чтобы сделать возможной передачу еврейских активов для финансирования поселения немецких евреев за границей. Первоначально немцы отказались даже принять Рубли. Однако после ноябрьского погрома (Хрустальной ночи 9–10 ноября 1938 года) между Рабли и Шахтом в Лондоне прошли секретные переговоры. Основной причиной, по которой немцы изменили свое решение, стал валютный кризис, разразившийся после погрома. На протяжении всего 1938 года предпринималось несколько попыток облегчить эту проблему – в ущерб евреям. В рамках «Четырехлетнего плана» Геринга были предприняты различные шаги по конфискации еврейской собственности, особенно валютных счетов и обязательств.
В январе 1939 года Шахт ушел в отставку с должности имперского министра экономики и был заменен Гельмутом Вольтатом, экспертом по валютным операциям «Четырехлетнего плана» и ответственным за конфискацию еврейской собственности в Европе. После нескольких месяцев переговоров был согласован план эмиграции евреев из Великой Германии, согласно которому 150 000 из примерно 600 000 «расовых евреев» должны были эмигрировать в течение трех лет, а их родственники последовать за ними, как только те обоснуются за границей. Для финансирования этого плана предполагалось создать две организации: немецкое правительство должно было создать трастовый фонд из 25 % еврейской собственности в Германии для содействия эмиграции; параллельно за пределами Германии должна была быть создана «частная международная корпорация для финансирования расселения беженцев». В соответствии с моделью соглашения Хаавара, деньги трастового фонда должны были использоваться для оплаты дополнительного немецкого экспорта. Оставшиеся еврейские активы должны были остаться в Германии и использоваться, в частности, для поддержки 200 000 немецких евреев, которые, как предполагалось, были слишком старыми или не подходили для эмиграции по другим причинам. Для немецких властей преимущество плана заключалось в предполагаемом увеличении экспорта и возможности стимулировать эмиграцию бедных евреев. Хотя обе стороны согласились с основными положениями плана, они не подписали соглашение. Немцы не хотели, чтобы стало известно, что они вообще вели переговоры с Межправительственным комитетом по делам беженцев (МКБ); в то время как в еврейских кругах МКБ встретил сильные возражения. Они опасались, что создание вышеупомянутой корпорации и предварительное финансирование эмиграции еврейскими банкирами усилит антисемитскую теорию о существовании «международного еврейства». Поэтому были подписаны два разных меморандума, независимых друг от друга, и каждая сторона заявила, что готова выполнить лишь свою часть устного соглашения.
Несмотря на успешные переговоры, план так и не был реализован. Причина этого до конца не ясна. Вероятно, со стороны еврейских представителей были слишком сильные оговорки. По словам Иегуды Бауэра, такие организации помощи, как «Джойнт», не смогли выделить дополнительные крупные суммы для предполагаемой Корпорации поселений. Это учреждение было создано только после того, как в результате длительных обсуждений за несколько недель до начала войны все усилия по упорядоченной эмиграции оказались бесплодными. Еще одной причиной провала плана Шахта – Рабли стало то, что МКБ столкнулся с большими проблемами в поиске мест для переселения еврейских эмигрантов.
Помимо Эвианской конференции, было предпринято несколько незначительных попыток международного сотрудничества, но не в масштабах гораздо более амбициозной инициативы Рузвельта. Участвовавшие в ней европейские правительства не пытались решить кризис с беженцами, а просто координировали свою иммиграционную политику. Этим вопросом должны были заниматься полиция и эксперты в области безопасности или в лучшем случае дипломаты низкого ранга, и никакие еврейские организации или организации по делам беженцев к процессу не привлекались. Норвегия, Швеция и Дания сотрудничали в ограниченных масштабах. После аншлюса эти три страны ввели обязательную въездную визу для австрийцев. Хотя скандинавы решили координировать свою политику в отношении беженцев, методы идентификации, применяемые норвежской пограничной полицией, не были, по-видимому, приняты Данией или Швецией. В мае 1938 года датские пограничные службы получили указание отказывать беженцам, которые не могут вернуться в страну происхождения и не имеют разрешения на въезд в Данию. Исключения должны были делаться для политических беженцев – термин, который явно исключал евреев.