Весной 1939 года, когда план Шахта – Рабли уже провалился, представители Бельгии, Люксембурга, Нидерландов и Швейцарии собрались в Брюсселе на секретную встречу. Все они одинаково описывали ситуацию, жалуясь на якобы невыносимый приток беженцев после аншлюса и особенно после Мюнхенского соглашения и аннексии Судетской области. Меры, принятые для решения проблемы, были примерно одинаковыми, хотя Швейцария, представленная Генрихом Ротмундом, оказалась наиболее изобретательной в отношении сдерживания беженцев: швейцарские власти пригрозили заключить в концентрационный лагерь беженцев, не подчинившихся приказу покинуть страну. Все участники встречи согласились с тем, что с проблемой нелегальной иммиграции нужно бороться путем высылки нелегальных иммигрантов. Голландские власти высылали даже детей и жаловались на колонны из сотен беженцев, систематически организуемые немецкими агентствами. По словам голландского представителя на конференции, даже еврейская община Амстердама враждебно реагировала на нежелательных иммигрантов. Между тем правительство рассматривало их как «нежелательных иностранцев», которые могут быть высланы независимо от их национальности. Конференция, очевидно, не имела значительных последствий, не говоря уже о каком-либо влиянии на практический контроль на границах, который в любом случае был очень строгим. Главным эффектом стала взаимная уверенность в том, что подобная практика является общепринятой и служит средством обеспечения национальной безопасности.
Немецкие власти извлекли свои собственные уроки из провала Эвианской конференции и растущих трудностей с изгнанием евреев. Они усилили давление на евреев с целью заставить их покинуть страну, а гестапо иногда даже поддерживало их бегство. После ноябрьского погрома устранение евреев из немецкой экономики происходило еще более жестко, чем раньше. Геринг, как глава «Четырехлетнего плана», заявил, что теперь его ведомство будет координировать этот процесс. В качестве «положительной стороны» погрома он отметил, что стало абсолютно ясно, что «еврей не может жить в Германии». 1 февраля 1939 года (по другим данным – 24 января 1939 года. – Примеч. ред.) в Берлине была создана Центральная имперская служба по делам еврейской эмиграции (Reichszentrale für jüdische Auswanderung). Несмотря на централизацию бюрократических процедур, после погрома эмиграция становилась все более хаотичной. После аншлюса гестапо все чаще прибегало к незаконной высылке евреев, переправляя их через границу в Швейцарию, Люксембург или Францию, а также в Нидерланды или Литву. В ответ на эту практику по всей Европе был усилен пограничный контроль, а с января 1939 года в еврейские паспорта стали ставить красный штамп «J», что значительно затрудняло эмиграцию. Таким образом, немецкая политика принудительной эмиграции повлияла на политику демократических государств и превратила евреев в то, чем они и так были для гестапо, а именно в полицейскую проблему.
Растущее давление, вынуждавшее евреев покидать страну, заставляло их искать новые варианты отъезда и часто делало их жертвами шантажа. После погромов было арестовано около 30 000 еврейских мужчин. Чтобы добиться их освобождения из концлагерей, их женам приходилось доказывать, что они имеют конкретные планы по эмиграции. Таким образом, процветал черный рынок паспортов, виз, пароходных билетов и разрешений на посадку. Чтобы покинуть страну, евреи должны были узнать, где границы слабо контролируются, как подкупить гестаповцев, консулов или турагентов или где купить поддельный паспорт. Как обычно бывает при подобных сделках, не было возможности призвать мошенников к ответу, когда они продавали недействительные билеты или визы или крали деньги, которые обещали нелегально вывезти за границу. Более того, германские евреи перестали верить в организованную, упорядоченную программу эмиграции к ужасу международного сообщества, которое стремилось найти именно такое решение. Роберт Т. Пелл, сотрудник Государственного департамента, который в качестве заместителя Джорджа Рабли принимал участие в переговорах с Шахтом и Вольтатом, весной 1939 года посетил Германию и встретился с представителями немецкого еврейства. Его отчет, направленный президенту Рузвельту, свидетельствует о том, насколько немецкие евреи были разочарованы плохими результатами международной политики в отношении беженцев и что для них время сотрудничества в организации упорядоченной эмиграции прошло: