Франция приняла еще один контингент немецких беженцев – тех, кто бежал после Саарского плебисцита 13 января 1935 года, который вернул Саар, находившийся под 15-летним мандатом Лиги Наций, под суверенитет Германии. Хотя прием Францией саарских беженцев в целом описывается в благоприятном свете, этот процесс был проведен настолько неуклюже и с таким безразличием к судьбе людей, что стало ясно, насколько далеко Франция отступила от своей либеральной позиции 1933 года. Поскольку многие жители Саара были французскими гражданами или работали на благо Франции, а также поскольку Франция обладала исключительными правами на Саарские угольные месторождения в соответствии с мандатом Лиги Наций, в конце 1934 года была заключена сделка, согласно которой Франция предоставит убежище 6000–8000 беженцев, которые, как ожидалось, покинут страну в случае прогерманского голосования, а Лига Наций предоставит финансовые кредиты для окончательного расселения этих беженцев, предположительно в Латинской Америке. Тем не менее в первые дни после голосования, когда стало ясно, что число просителей убежища будет намного больше, чем ожидалось изначально, министр внутренних дел Франции по собственной инициативе и без консультаций с другими заинтересованными министерствами распорядился закрыть границы. Эта мера привела в ярость министра иностранных дел Франции, поскольку она нарушала обещания, данные Францией в Лиге Наций, предоставить убежище тем жителям Саара, «которые в силу своих настроений и политических взглядов имеют основания опасаться возвращения Саара в состав рейха». Это решение привело его в ярость еще и потому, что свело на нет напряженные усилия его консульского персонала в Саарбрюккене, который день и ночь работал над проверкой беженцев и выдачей виз тем категориям, которые имели право на убежище, поскольку теперь даже обладателям виз отказывали на границе. Хуже всего, что это решение имело тяжелые последствия для самих беженцев. На границе женщины бросались под грузовики, чтобы не быть отправленными обратно, а несколько полицейских покинули свои посты, пораженные душераздирающими сценами.
Хотя граница в конце концов была вновь открыта, пограничная полиция, действуя по указанию министра внутренних дел, продолжала отказывать большому количеству обладателей виз. Согласно отчету Министерства иностранных дел от 13 марта 1935 года, к этой дате на границе появились 12 063 человека с визами, но только 5538 были приняты, и еще 586 из них было отказано после прохождения процедуры проверки в одном из фильтрационных лагерей, которые были построены вблизи границы. Несмотря на относительно небольшой приток беженцев, французское правительство было твердо уверено, что даже этим беженцам, за исключением нескольких сотен, приехавших с финансовыми средствами, позволявшими независимое существование, не должно быть позволено остаться. Как объяснил министр труда Л.-О. Фроссар в июне 1935 года: «Важно избегать любых мер, которые могли бы создать впечатление, что положение саарцев стабилизируется на нашей территории, чтобы защитить права нашей страны перед Лигой Наций, от которой зависит окончательное решение проблемы саарских беженцев».
Консервативные администрации Фландена и Лаваля даже ожидали, что 10 000–12 000 немецких беженцев, которые все еще оставались на французской земле, должны будут уехать, несмотря на то что французские дипломаты прекрасно знали, что эмигрантов, вернувшихся в Германию, часто отправляли в концентрационные лагеря. Более того, после наплыва саарских беженцев правительство твердо заявило, что больше не будет принимать беженцев, независимо от обстоятельств. Когда в 1935 году министр внутренних дел был предупрежден о том, что немецкие граждане, приговоренные к стерилизации, могут просить убежища во Франции, он приказал полиции и префектам «всеми возможными способами противодействовать въезду этих людей в нашу страну». А после принятия Нюрнбергских законов в сентябре 1935 года, которые лишили немецких евреев гражданства и сегрегировали их по расовому признаку, Министерство иностранных дел приняло меры, чтобы эти декреты «не спровоцировали приток немецких граждан, особенно евреев, не говоря уже об иностранных евреях, проживающих в настоящее время в Германии». Консульских работников призвали выдавать визы только с особой осторожностью, а пограничный контроль был усилен, «чтобы пресечь любые попытки нелегальной иммиграции». Как пояснили в Министерстве иностранных дел, «кажется излишним настаивать на неудобствах и рисках этой новой эмиграции, следующей за исходом 1933 года, последствия которого мы теперь смогли полностью оценить».