- Не случится этого, - уже чуть менее раздражённым голосом ответила Наталья Викторовна. Она облокотилась одной рукой на столешницу, а другой начала массировать себе висок. - Что же это творится... вы мне оба уже все нервы повытрепали.
Свешникова поднялась из-за стола.
- Ты сама себе нервы треплешь, мам, - буркнула девушка, направившись в коридор.
- Марта, Кречетов хотел с тобой поговорить, - громким голосом произнесла Наталья Викторовна. - Он очень за тебя переживает. Позвони ему сегодня.
- Мне с ним говорить не о чем, - откликнулась Свешникова из соседней комнаты.
- Ты Кречетову как дочь. Как же тебе не стыдно, Марта. Да если бы не он, ты бы уже давно свою работу потеряла. И не только работу. С посланием своим... в блоге. Это же надо было такое написать! - Наталья Викторовна загрохотала тарелками. - Такие вещи выставлять на всеобщее обозрение. Держала бы лишний раз язык за зубами, тем более что доказательств у тебя никаких нет. Кречетов тогда мне рассказывал... Говорил, что ему с трудом пришлось... людей разных убеждать, что статья твоя, так, баловство, что ты толком не понимала, что делала, когда её публиковала. А то посадили бы, как политическую преступницу. Хорошо, что он подполковник полиции. Связи есть, не то, что у некоторых. Ох, чует моё сердце, хлебну я ещё горе с твоей работой. Точно загремишь куда-нибудь... Не дай бог! Это ж надо - открыто призывать к насилию и свержению власти. И вместо того, чтобы как-то за ум взяться, она снова за старое!
- Ну прекрати, мам! - вскрикнула Свешникова, появившись из коридора на пороге кухни.
Она быстро расчёсывала свои волнистые шоколадного цвета волосы. Свою ночную сорочку девушка успела сменить на джинсы и клетчатую синюю рубашку.
- Не призывала я никого к насилию, - возразила Марта. - Сказала только, что Система далеко не идеальна и что бороться с ней законными способами не представляется возможным. Все вокруг знают, что в Летарге уже много лет заправляет мафия, но идти против неё люди боятся, потому что запуганы. Запуганы не только этими преступными бандами, но и самой Системой, которая располагает достаточной информацией о человеке, чтобы каждый день подвергать его угрозам и шантажу. И люди будут молчать и ждать, что всё как-нибудь само разрешится. Но этого никогда не произойдёт. Лучше уже не станет. Только хуже. И нужно было сказать об этом прямо. Отец верил, что Система - это Зло. И я тоже в это верю. Нам вживили чипы в тело, гарантируя безопасность, а вместо этого шантажируют и угрожают людьми в чёрном.
- Накаркай ещё "оковца" на нашу голову! - всплеснула руками Наталья Викторовна. - Ты хоть думай, что говоришь, Марта. За такие речи нас в два счёта выдворят из города. И отправят куда-нибудь... в колонию. Если ещё отправят. У всех был выбор - войти в организацию "ОКО" или выступить против. И раз уж мы на это согласились, теперь не нужно возмущаться.
- Был выбор?! - возмущённо воскликнула Свешникова, бросая расчёску на стоящий у стены комод. - Они сказали, что лишат человека всего, что ему дорого, если он не подвергнет себя процедуре чипирования. И ты называешь это выбором? Это не выбор, это наштаж.
- Замолчи, Марта, замолчи, - гневно зашептала Наталья Викторовна. - Не хватало ещё, чтобы соседи услышали наши с тобой разговоры. На прошлой неделе "оковцы" забрали Михаила Подрядина, почтальона, из соседнего подъезда. Зашли к нему ночью, а утром - всё, дверь нараспашку и поминай, как знали. Тоже, сидел вот так на лавочке, болтал всякое за бутылкой. Так его хоть пожалеть можно. Спился ведь, вот и болтал. А нет, и на него какая-то зараза донесла. Хочешь, чтобы нас тоже так вот навестили? Уже пронесло один раз. Кречетов хоть связи и имеет, но это ведь не навсегда.
Марта с минуту смотрела, как Наталья Викторовна прибирает на кухонном столе.
"Сказать или не сказать о том, что я планирую переехать на новую квартиру? - думала про себя Свешникова, наблюдая за матерью. - Сколько можно оттягивать этот момент, Марта? Нужно сказать. Или нет? Может лучше вечером, когда вернусь с работы?".
За этот год Наталья Викторовна сильно похудела и постарела. Свешникова видела это, и старалась лишний раз её не тревожить, хотя иногда так хотелось выговариваться и сказать всё, что на душе накипело. Как сейчас. Только толку от этого выплеска эмоций никогда не было. Она не могла раскрыться перед Натальей Викторовной. И дело было даже не в том, что Марта не хотела грузить женщину своими проблемами и заботами, дело было в том, что даже если бы девушка и рассказала бы матери всё, что её волновало, вряд ли бы та до конца поняла её. И этот факт, что они совершенно разные, останавливал Марту каждый раз, когда возникало желание выговориться близкому человеку, как останавливает человека, зашедшего в тупик в лабиринте, высокая каменная стена. Марта была вся в отца. Он был для неё всем. Он воспитал её по образу и подобию своему, и за это Свешникова любила и ненавидела его одновременно.