Глаза Питера закрылись. Он не мог сказать наверняка, закрыл ли он их или они закрылись сами по себе. Невелика разница. Думать он мог лишь об одном: патрульный проскочил мимо потерпевшего крушение кемпера, словно и не заметил его… или как будто уже знал, что он тут стоит.
На ум пришли слова старой песенки: «…Здесь что-то случилось… сказал бы кто, что именно…»
– Мы же не кажемся вам глупцами? – гнула свое Мэри. Кемпер начал уменьшаться в размерах… как ранее уменьшалась в размерах «акура» Дейдры. – Или обкурившимися? Вы же не думаете, что мы…
– Заткнись. – Коп говорил тихо, но, чтобы услышать злобу в его голосе, музыкального слуха не требовалось.
Мэри сидела, наклонившись вперед, вцепившись пальцами в металлическую сетку. А тут ее руки упали, и она в ужасе повернулась к Питеру. К такому обращению Мэри не привыкла. Еще бы, жена старшего преподавателя, поэтесса, стихи которой публиковались в двадцати журналах, член дискуссионного женского клуба, собиравшегося дважды в неделю. Питеру оставалось только гадать, когда в последний раз ей предлагали заткнуться. Если вообще предлагали.
– Что? – Возможно, Мэри хотела, чтобы ее голос звучал агрессивно, даже угрожающе, но в нем не слышалось ничего, кроме недоумения. – Что вы сказали?
– Я арестовал вас и вашего мужа по обвинению в хранении марихуаны с намерением ее продать, – ответил коп. Механический голос, как будто говорит не человек, а робот.
Питер смотрел теперь прямо перед собой. На приборном щитке, рядом с компасом и дисплеем радара, он увидел маленького пластикового медвежонка. Висел он на резинке, привязанной к шее. Его пустые нарисованные глаза уставились на Питера.
Этокошмар,подумал он, прекрасно понимая, что происходит все не во сне, а наяву. Иначепростобытьнеможет.Язнаю,чтонесплю,нокактакоеможетслучитьсявреальнойжизни?
– Вы шутите, – пискнула Мэри. Но по голосу чувствовалось: она понимает, что это не шутка. Глаза ее вновь наполнились слезами. – Конечно, вышутите.
– Вы имеете право молчать, – ответил коп все тем же механическим голосом. – Если вы предпочтете не молчать, все, сказанное вами, может быть использовано против вас в суде. Вы имеете право на адвоката. Я намереваюсь вас убить. Если вы не можете позволить себе адвоката, он будет предоставлен вам судом. Вы поняли ваши права? Я достаточно ясно их объяснил?
Мэри смотрела на Питера огромными, полными ужаса глазами, молчаливо спрашивая, слышал ли он, какая жуткая фраза проскользнула среди тех, что касались их прав. Питер кивнул. Он все слышал. Питер положил руку на ширинку в уверенности, что обнаружит там мокрое пятно. Но нет, он не обдулся. Еще нет. Питер обнял Мэри и почувствовал, как она дрожит под его рукой. Вновь и вновь мысли его возвращались к кемперу. Дверь не защелкнута, кукла, лежащая в пыли, слишком много спущенных колес. Да еще дохлая кошка, которую Мэри увидела на знаке ограничения скорости.
– Вы поняли ваши права?
Ведисебяестественно,приказал себе Питер. Едвалиэтоттипопадаетсебеотчетвтом,чтоговорит,поэтомуведисебяестественно.
Но как можно вести себя естественно, сидя на заднем сиденье патрульной машины, которую ведет безумец, заявивший, что собирается тебя убить?
– Вы поняли ваши права? – повторил механический голос.
Питер открыл рот, но с его губ не сорвалось ни звука. Тогда коп повернулся к ним. Лицо его, розовое от солнца, побледнело. Глаза чуть ли не вылезали из орбит. Он прикусил нижнюю губу, словно пытаясь подавить приступ ярости, и кровь тоненькой струйкой потекла по подбородку.
– Выпоняливашиправа?– проревел коп, не отрывая от них глаз, забыв о том, что автомобиль несется по дороге со скоростью семьдесят миль в час. – Вы поняли ваши гребаные права или нет? Поняли или нет? Да или нет? Да или нет? Отвечайте мне, умненькие нью-йоркские евреи!
– Я понял! – вырвалось у Питера. – Мы оба все поняли, только следите за дорогой. Ради Бога, следите за дорогой!
Коп с бледным лицом и кровью, текущей по подбородку, продолжал смотреть на них сквозь металлическую сетку. «Каприс», подавшийся было влево, на полосу встречного движения, теперь возвращался на свою полосу.
– Обо мне не волнуйтесь. – Голос копа вновь зазвучал дружелюбно. Незачем волноваться. У меня глаза на затылке. По правде говоря, у меня глаза везде. Вам следует это хорошенько запомнить.
И он резко отвернулся от них, сбросив скорость до пятидесяти пяти миль в час. Сиденье, на котором сидел коп, еще сильнее придавило колени Питера.
Он взял руку Мэри в свои. Она прижалась лицом к его груди, и он чувствовал рыдания, которые она пыталась сдержать. Через ее плечо Питер смотрел вперед, сквозь металлическую сетку. Медвежонок раскачивался, подвешенный на резинке.
– Я вижу через дыры, как через глаза, – добавил коп. – У меня в них вся голова.
Больше он не произнес ни слова, пока «каприс» не въехал в город.
Десять последующих минут тянулись для Питера Джексона очень долго. Давление туши копа на его колени увеличивалось с каждым оборотом секундной стрелки. Ноги затекли, Питер не знал, сможет ли сделать хоть один шаг, когда закончится эта ужасная поездка. Мочевой пузырь мог вот-вот лопнуть. Болела голова. Питер понимал, что никогда в жизни они с Мэри не попадали в столь жуткую ситуацию, но он не мог адекватно оценить ее. Всякий раз, когда Питер начинал подходить к осознанию того, чем все это может закончиться, в его голове словно что-то щелкало и возвращало его к началу. Они отправились в обратный путь, в Нью-Йорк. Их там ждали. Кто-то поливал цветы в их квартире. Всего этого случиться с ними не могло, не могло, и все тут.
Мэри подтолкнула Питера, скосив глаза в окно. Указатель с единственным словом: «БЕЗНАДЕГА». И стрелка направо.
Если коп и притормозил перед поворотом, то самую малость. Автомобиль начало заносить, и Питер увидел, как замерла Мэри. Еще секунда, и она закричала бы. Он прикрыл ей рот рукой, прошептал на ухо: «Он справится, я в этом уверен, мы не перевернемся». Но эта уверенность появилась у него лишь после того, как он почувствовал, что их больше не тащит в сторону. Коп удержал «каприс» на дороге. Теперь они мчались по узкой полосе асфальта, на которой не было разделительной линии.
Еще миля, и они проехали большой щит с надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! ЦЕРКОВНЫЕ ОБЩИНЫ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ БЕЗНАДЕГИ ПРИВЕТСТВУЮТ ВАС». Питер смог прочитать начальные слова «ЦЕРКОВНЫЕ ОБЩИНЫ И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ», хотя кто-то и закрасил их желтой краской из пульверизатора. Той же краской этот кто-то написал корявыми буквами: «ДОХЛЫЕ СОБАКИ». Снизу следовал список церковных общин и общественных организаций, но читать его Питер не стал. На щите висела мертвая немецкая овчарка. Ее задние лапы на дюйм или два не доставали до земли, потемневшей от крови собаки.
Руки Мэри впились в Питера. Он наклонился к ней, вдыхая нежный аромат духов, смешанный с тяжелым запахом вызванного страхом пота. Питер коснулся губами уха жены.
– Не говори ни слова, не произноси ни звука, – прошептал он. Кивни, если поняла меня. Мэри чуть кивнула, и Питер снова выпрямился. Они миновали трейлерный парк [Стоянка с передпижными домами, установленными на постоянном месте, к которым подведены инженерные коммуникации (водопровод, канализация, электричество), для сдачи внаем малоимущим.], обнесенный деревянным забором. Большинство передвижных домов, видимо, знавало лучшие времена. На горячем ветру пустыни лениво трепыхалось белье. На одном из трейлеров красовалась надпись: