Но его разочарование унесло штормовой волной, как только танцовщица нагнулась.
Ложбинка между грудками обозначилась сильнее… притягательнее…
Егор корпусом подался вперед. Не удержался и поправил ширинку. Проклятье! Стояк был каменным. И рвался в бой.
Мужчина мысленно улыбнулся, скрывая едва ли не волчий оскал. Танцуй, девочка, танцуй… Ещё немного… Ему чуть-чуть…
Когда она повернулась к нему спиной и нагнулась, коснувшись ладонями пола, Егор шумно сглотнул.
Мля, какая у неё аппетитная попка! Не только грудь, но и попка роскошная. В сочетании с узкой талией – просто бомба.
Он завороженно смотрел, как она вертит попкой перед его глазами, уже отчетливо представляя, как оставит розоватые отметины-укусы на этих роскошных ягодицах. Как возьмет их своими руками, с силой сжимая, чтобы прочувствовать всю бархатистость кожи, всю упругость мышц.
Кто-то говорил, что Беркут дуреет по роскошным формам? О, да, мать вашу, так и есть.
Девушка, сделав очередное танцевальное движение, оказалась на коленях, с легкостью скользя по поверхности. Её волосы, заплетенные в толстую – такую невинную, такую многообещающую – косу, растрепались, придав облику невинности.
Член в штанах Егора возбужденно дернулся. И уже хотелось не просто его поправить, уменьшив дискомфорт, уже хотелось им воспользоваться напрямую.
Тяжело дыша, блондиночка смотрела на него, не моргая. Видимо, ожидая каких-то слов, какой-то реакции. О, по поводу реакции он мог не беспокоить её! Достаточно посмотреть на него, чтобы всё понять.
Беркут не скрывал своей заинтересованности и возбуждения. Да и понимать надо – когда идешь на приват, будь готова к предложению. Закон клубной жизни.
Находясь в предвкушении, Егор поднял руку и поманил девочку к себе.
Та замерла.
И медленно покачала головой.
Какого черта?..
Сведя брови на переносице, Егор негромко, но отчетливо, так чтобы она слышала, сказал:
– Иди ко мне.
И снова молчаливое покачивание.
Возможно, если бы интерес Беркута к этой девочке не разгорелся ещё в общем зале, он бы и махнул рукой, спустив всё на тормоза. Подумаешь… Одна заинтересовала, вторая удовлетворит. Ничего необычного. Но сегодня сошлись несколько факторов. Во-первых, Егор точно знал – ему необходим взрыв, выброс адреналина. Куда-то идти и искать объект, что послужит детонатором этого взрыва, было откровенно лень. Егор уже расслабился, хорошо устроившись на мягком диване. Во-вторых, какого хрена она кочевряжится? Головой качает, цену себе набивает? Так без проблем!
– Потанцуй у меня на коленях и дай себя потрогать, – в том же духе продолжил он, доставая из кармана портмоне – из него несколько стодолларовых купюр. Положил их рядом с собой.
И – о-паньки! – взгляд девичьих глаз скользит к купюрам.
Вот так, детка, давай, иди ко мне… Присядь-ка на коленки, да дай помять свои налитые прелести, что того и гляди выскользнут из топа. Егор не сомневался ни на мгновение – они настоящие.
В этот момент всегда начиналось самое интересное – девочка или открыто облизывалась на деньги, потом на него, или же ломалась для приличия пару минут, набивая себе цену, потом так же неизменно облизывалась и оставалась довольной.
Егор не был жадным. Но он предпочитал, чтобы девочка сначала поработала.
Хотя… плевать. Сегодня ему было по хрену. Даже если девчонка окажется не профессионалкой, а любительницей, он всю работу сделает сам. Уж больно жаркий огонь она разожгла у него в штанах. Так просто его не потушить. Беркута едва ли не распирало от чистейшего вожделения. Когда в последний раз его так сжирала похоть, он уже и не помнил. Если только в пацановской юности, когда ты облизываешься на любую «давалку».
Девочка тяжело дышала. То ли запыхалась от танца, то ли разволновалась. Даже щечки покраснели. Но Беркуту было глубоко безразличны её физиологические проявления, кроме её возбуждения к нему. Ему хотелось бы, чтобы она извивалась под ним, царапалась и кусалась, как дикая кошка. И та страсть, что шла из неё через танец, вылилась в конечном итоге в бурный отклик на его прикосновения.
Проклятье! Если она сейчас же не спустится, не поерзает у него на коленях, а потом не позволит себя оттрахать прямо на диване, он кончит в штаны.
В его вип-кабине отсутствовали камеры. Убрали. Егор не любил публичности. И тем более не желал, чтобы кто-то смотрел, как он трахается. Компромата он не опасался. Просто предпочитал, чтобы его личная жизнь оставалась только его.