Малко лишь пожал плечами. Он уже не в первый раз встречался с подобными “судьями”.
Внезапно на поляне появилась группа бойцов, толкавших перед собой шестерых перепуганных китайцев. Один из пленных упал на колени перед Кали, тонким голосом умоляя о пощаде и клянясь в своей верности революции. Любопытные крестьяне с интересом наблюдали за происходящим. Китайцев обвиняли в том, что они остригли себе волосы и разбросали их по пастбищу, чтобы отравить коров...
Внезапно один из китайцев, воспользовавшись беззаботностью охранников, бросился бежать. Тамины вскинули винтовки, и пленник получил три пули в спину. Это послужило сигналом к началу бойни. Охранники принялись косить беззащитных китайцев длинными очередями. Последний китаец успел добежать до грязного пруда и бросился в воду, но преследовавший его тамин дождался, пока он вынырнет, и разрядил в него весь автоматный магазин.
Кали подняла руку, и стрельба прекратилась. Женщина злобно посмотрела на Малко.
– Вот что ждет тех, кто противостоит революции! – напыщенно объявила она. – Им не уйти от народной мести...
Малко в этом уже не сомневался. Спасения ждать было неоткуда: остров находился в полной изоляции. Немногочисленных туристов, оставшихся в отеле “Бали-Интерконтиненталь”, фактически держали взаперти. Когда об исчезновении Малко станет известно на “большой земле”, их с Самантой уже не будет в живых.
Трупы китайцев оттащили в сторону. На поляну вывели какого-то беднягу со связанными за спиной руками. Заседание трибунала продолжалось ровно две минуты. Кали наклонила голову, и два тамина поставили пленника на каменные ступени храма. Один из палачей взмахнул парангом, и приговоренный издал нечеловеческий вопль: ему распороли живот. В следующую секунду тамин мощным и точным ударом снес ему голову.
– Скоро вы присоединитесь к своей подруге Винтии. Она там, – сказала Кали, указывая на стоявшую поодаль цистерну с водой. В глубине души Малко испытал невольное облегчение, узнав, что Винтия их не предала, хотя для них это уже ничего не меняло...
Суд продлился не больше трех минут. Кали и два ее помощника негромко посовещались. На столе перед ними не было даже листа бумага. Впрочем, помощники почти наверняка не умели писать. Наконец Кали громко объявила:
– Именем закона вы признаны виновными и понесете надлежащее наказание!
Она не потрудилась уточнить, в чем заключалась их вина и какое именно наказание считалось “надлежащим”. Однако, судя по местным нравам, последнее не обещало быть особенно приятным...
Саманта хладнокровно уселась на траву, словно ей только что объявили о том, что ее поезд отправляется с опозданием. В голове Малко кружился целый рой беспорядочных мыслей. Его приговаривали к смерти уже дважды: в Бурунди и в Багдаде. Но оба раза он знал, что его пытаются спасти. Теперь же он был в полной власти свирепой Кали.
Охранники увели их в сторону. Малко решил, что казнь состоится прямо сейчас, и сказал Саманте:
– Надеюсь, все закончится быстро.
Немка безучастно пожала плечами:
– Так или иначе – встречи с судьбой не избежишь.
Однако вместо того чтобы толкнуть Малко и Саманту к каменной лестнице, охранники отвели их к краю поляны: видимо, самый лакомый кусок Кали решила оставить на закуску.
Малко понемногу погрузился в какое-то безысходное оцепенение. Крики приговоренных и распоряжения судей доходили до него словно сквозь туман. Он почти не отдавал себе отчета в том, что рядом с ним умирают люди. А грузовики привозили все новых и новых пленных...
Кали выпила уже с пол-литра арака. У нее изрядно кружилась голова, но ей казалось, что виной этому лишь радость победы. Еще несколько часов – и она станет полновластной хозяйкой острова Бали, получит право распоряжаться жизнью и смертью его жителей!
Отчасти из-за этого она и отложила казнь Малко и Саманты на вечер. Рядом с ними теперь стоял офицер национальной гвардии, пойманный в джунглях, и торговец, у которого обнаружили в сарае припрятанные мешки риса. Обоих сильно избили; лицо офицера было залито кровью. Кали с досадой прищелкнула языком: у нее начал шелушиться лак на ногтях. Она тут же отправила одного из охранников к “мерседесу” за своей сумочкой, где лежал лак и растворитель, и начала наводить красоту, не обращая внимания на стоны умирающих.
Главного палача звали Хасан. Это был гигант с резкими чертами лица и толстыми губами, первым из жителей Бангли вступивший в ИКП. Обычно он отрубал жертве голову одним ударом, но сейчас был уже изрядно утомлен, и лезвие иногда застревало в шейных позвонках. Двое таминов подвели к нему очередного приговоренного. Его поставили на колени на ступенях каменной лестницы, но в последний момент он воскликнул:
– Да здравствует национальная партия!
Взбешенный палач успел нанести второй удар парангом, прежде чем обезглавленное тело коснулось земли.
Понемногу и палачей, и зрителей охватило нечто вроде массовой истерии. Деревенские женщины подходили все ближе и поощряли Хасана возбужденными криками. Одна из них, осмелев, вручила Кали бутылку арака.
Несколько бойцов принесли откуда-то музыкальные инструменты. Усевшись на землю они стали хором читать молитвы. Казнь превратилась в ритуальное жертвоприношение.
У Кали все сильнее кружилась голова. Она была так возбуждена, что ей казалось, будто ее тело пронзают миллионы иголок.
Палач скрестил руки на груди: пока что ему некого было убивать. В живых остались только четыре “почетных” пленника.
Партийный секретарь из Бангли уважительно спросил у Кали, можно ли приступать к казни.
– Начинайте с офицера и торговца, – приказала Кали.
Началась главная часть церемонии. Какая-то старуха на вытянутых руках принесла черного кота. В то время как ее односельчанки напевали примитивную ритмичную мелодию, старуха вынула из-под саронга нож и неожиданно кастрировала кота...
Животное издало такой пронзительный вопль, что Малко и Саманте захотелось закричать самим, чтобы не слышать эти дикие вопли. Индонезийцами медленно, но верно овладевало безумие.
Одна из женщин бросилась к искалеченному коту и одним ударом паранга разрубила его надвое. Тут же подбежали остальные, и через несколько секунд от кота осталась лишь окровавленная шкура. Женщины швыряли куски кошачьего мяса в четверых приговоренных. Один кусок попал в Саманту, и она в ужасе вскрикнула.
Музыканты заиграли громче. Женщины, танцуя, образовали кольцо вокруг лежащих на земле пленников.
По телу Кали распространялось приятное тепло. Арак и возбуждающее зрелище превратили ее в другого человека. Она испытывала непреодолимое желание присоединиться к женщинам, исполняющим дьявольский танец вокруг четырех связанных людей... Словно угадав ее мысли, главная танцовщица вышла из круга и взяла ее за руку.
Хасан, сидевший на корточках рядом с музыкантами, пил прямо из бутылки. Его маленькие глаза непрерывно следили за движениями женщин. Когда и Кали начала извиваться на месте, ему стало не по себе, и он отвел глаза.
Внезапно одна из женщин опустилась на колени перед мнимым спекулянтом. Из-под саронга появился небольшой, но отлично отточенный нож. С демоническим смехом индонезийка наклонилась над животом мужчины и разрезала ножом верх его брюк. Затем точным и сильным движением она оскопила его, как кота... Торговец, корчась на земле, испустил дикий крик. Его стоны то нарастали, то стихали... Женщина выпрямилась, торжествующе потрясая своим отвратительным окровавленным трофеем. Вопли подруг довели ее до полного исступления. Она разорвала на себе блузку и прижала трофей к обнаженной груди...
Саманта подползла к Малко. От ужаса у нее стучали зубы. Она негромко застонала:
– Боже мой! Боже мой!
Стараясь не поддаваться панике, Малко крепко стиснул зубы.
Женщины уже добили торговца, пустив в ход паранги, ножи и ногти. Они буквально разодрали его на куски. Крики несчастного стихли. Он превратился в холмик зловонного мяса.