— Чего уж там, поезд ушел, — задыхаясь, выдавила из себя женщина.
— А как все произошло?
— Ну, он резко свернул к реке. Я схватила его, но он, вы же видели, он очень сильный. Потом он зашел в воду. А я заверещала. Он начал исчезать из виду. И когда его голова скрылась, я подумала все, утонул… — И женщина остановилась, согнулась и присела с жестом какого-то отчаяния, как будто ей хотелось еще раз пережить произошедшее, потому что в суматохе она не успела все осознать. — А потом, — продолжила она, — я замерла, все длилось какие-то секунды, нет, целую минуту его головы не было видно, потом она появилась — по ту сторону реки.
— Тут Искыр глубокий, — проговорил я и встал рядом с дверцей «Трабанта», а она стала его открывать, беспокойно дребезжа ключами. Ее коллега уехал, и теперь за руль села она сама. Я представил себе Искыр. С поворотами, словно скользкие кольца питона. Медленная, тяжелая, противная река, полная грязи и нечистот. Мне рассказывали, что ее дно устлано илом толщиной в несколько метров. Так что, ступив в реку, можно провалиться аж до центра земли.
— Он вышел, он вышел, доктор, он перебрался на другой берег.
— Сейчас мы поедем туда, где он зашел.
— Лучше на другой берег, он же там.
— Тогда давай! Жми на газ! — мы сели в машину, маленькую, как спичечный коробок. — И-и-и-и… не волнуйся, мы его… — я хотел сказать «поймаем», но смолчал. Я почувствовал, что женщина была бы ужасно задета, заметь она, что кто-то хотя бы намекает на то, что ее сын будет затравлен и пойман, как дикий зверь. Она бы просто вышла из себя. Разорвала бы в клочья этого злополучного охотника.
Мать Дамяна шумно и неловко тронулась с места, и через десять минут мы уже добрались до моста, проехали по нему на другую сторону и спустились в низину. Туда, где ее сын перешел реку. По дороге женщина объяснила, что Дамян перешел реку голым. М-да. Река раздела его донага. Ил затягивал Дамяна, но только стащил с него одежду. Я представил, какую ужасную борьбу он вел со сплетенными корнями в буром, мутном сумраке дна. А сейчас он бродил где-то, грязный и голый. Ужас.
Пока мы ехали, я начал осознавать, что с наступлением сумерек в бесконечной пустыне софийских окраин я с большим трудом смогу отыскать этого парня в одиночку.
— Езжай к полицейскому управлению… — сказал я матери.
— В Новом Искыре? — быстро спросила она.
— Да, в центре.
— Мы его найдем! — уверенно сказала она, потому что была очень напугана. Я всегда восхищался этой способностью людей становиться сговорчивыми, нормальными и разумными, когда они стоят перед большим испытанием. Отпадает суета и мелочность, человек готов поработать на славу во имя своего спасения.
— Мы его найдем! — повторила она и наклонилась над рулем, как будто хотела заставить машину ехать быстрее.
Через десять минут мы остановились перед полицейским управлением, и я заговорил с двумя полицейскими. На мне был белый халат, я выглядел крайне нелепо. А полицейские были в форме и казались совсем будничными — две фигуры с выпяченными животами и с сигаретами в уголках губ. А моя сигарета подскакивала в воздухе.
Мы курили, и я разгоряченно объяснял полицейским, что произошло, пытаясь убедить их действовать быстро.
— Послушайте, господа полицейские, — начал я театральничать в свойственной мне безумной манере. — Послушайте, любезные господа полицейские, мы должны разойтись в стороны и обойти весь район, нам надо побыстрее его найти, потому что я оставил без присмотра целую больницу, там двести пациентов, а врача нет, понимаете?
— Ха, из психушки не убежишь, — улыбнулся и закашлялся молодой полицейский.
— Ага… — спохватился тот, что постарше. — Они уже и так разбежались. Тот парень от чего лечился?
— От шизофрении, — ответил я, и меня охватило чувство бессилия. Что эти деревенские служители порядка могли знать о шизофрении? Что знали они о горах книг, посвященных шизофрении? Впрочем, а что такого особенного знал я? — Послушайте, он не опасен… — осторожно и со смущением посмотрел я на них, но полицейские продолжали курить. — Он не опасен. В принципе никто из них не опасен. Только вот… этот парень крепкий, так что надо быть с ним повнимательнее.
— Он очень добрый, — робко шагнула вперед мать Дамяна и так подперла свой локоть и подняла руку с сигаретой ко рту, что стала похожа на тихих, стеснительных пациенток женского отделения. Они курили именно так, кротко подпирая локоть правой руки левой, и в их пальцах дымилась вечная сигарета. Да, когда человек раздавлен, он становится похож на психа.