— Эй, когда это с тобой произошло? Давно случилось? — спросил я и правой рукой приподнял голову больной за подбородок. Голова сопротивлялась. Вот еще один признак кататонического ступора — сказал я себе… только вот… с ее мужем это никак не вяжется. В конце концов, даже если перед нами очень-очень-очень тяжелая депрессия, тогда, возможно, она впала в депрессивный ступор, но не в кататонический. И если обнаружатся еще какие-нибудь симптомы шизофрении, диагноз «депрессия» снимут. Например… беспорядочное, отрывочное мышление… Или слуховые галлюцинации… М-да! И что мне делать?
Больная не отвечала и смотрела на меня. Но теперь ее глаза сверлили меня что есть мочи. Так, вероятно, выглядит человек, которого душат пакетом: он хочет что-то сказать, но полиэтилен мешает. Больная смотрела на меня своими красивыми карими глазами, и они выходили из орбит навстречу моим, в стремлении сообщить мне нечто важное.
Я чувствовал себя мучителем, пытающим еретика. Он уж и готов был во всем признаться, но не позволяло страшное усилие воли. Оно заставляло его стиснуть зубы и молчать. В нашем случае больной мешала не воля. Ей мешал полиэтиленовый пакет Безумия.
— Ответь!.. — ни с того, ни с сего начал я. — Кстати, ты слышишь голоса?
— М-м-м… — промычала больная, и ее глаза еще сильнее впились в меня.
— Ты чувствуешь себя подавленной? — спросил я. Черт побери, голоса свидетельствуют о шизофрении, а подавленность — о депрессии. Я вообще не был последовательным. Но что с того? Весь этот допрос был таким абсурдным, что я почти не осознавал, что за вопросы задаю. Я был юным инквизитором и пытал жертву глупыми вопросами. И что бы она ни ответила, результат был бы все равно один. Я собирался поставить ей один диагноз из двух, и от этого ей было никуда не деться: либо депрессивный, либо кататонический ступор. Мне оставалось выбрать и назначить соответствующее лечение. Словно бросить ее в костер. Нейролептиков или антидепрессантов.
Все было очень непросто. Отчаяние накатывало на меня волнами и сменялось надеждой. В какой-то миг я сказал себе: «Все-таки крайне, крайне важно разграничить шизофрению и депрессию». Надо выбрать одно из двух. Лечение в этих случаях абсолютно разное! Если больной с депрессивным синдромом я назначу лечение, как в случае кататонического ступора, то есть обреку ее на тотальное обездвиживание, это вызовет у нее еще более глубокую депрессию. А что потом? Потом смерть. Смерть от депрессии… из-за очень глубокой депрессии человек умирает. Это истина. А вот если это шизофрения, я ей буду выписывать антидепрессанты? Снова кошмар. Кош-мар. Что же мне делать?
Вот о чем я думал. А потом я на миг отвлекался и говорил себе: да все это ерунда, все то, что я делаю. Мне просто хочется чувствовать свою значимость… а по сути — я просто молодой, новоиспеченный шарлатан, который воображает, что способен своими шарлатанскими трюками повлиять на Непостижимое Безумие!
Так я Думал. И держал ее за руку.
— Скажи мне, ты подавлена? — повторил я вопрос и наклонился над ней. Принюхался. Иногда от больных с кататоническим ступором пахнет аммиаком. Не пахло ничем. Или все же немного аммиаком? Я был утонченным инквизитором.
— М-м, — ответила она.
— Послушай меня… — сказал я, разозлившись. Этот абсурд меня угнетал, но я знал, что необходимо об этом говорить. А она, боже мой! Я был абсолютно уверен, что она невменяема! Она твой человек, Господи! Из твоих черных овец, — воскликнул я про себя. — Приди и займись ею, Господи!
— Послушай… — я снова наклонился над женщиной, — я знаю, что твой муж умер… недавно…
— М-м, — выдавила из себя больная. И мне стало ее жалко, ужасно жалко. Я же просто издевался над ней. Глаза женщины глубоко и цепко впились в меня. Она хотела что-то сказать, но глаза ведь не могли издавать звуки. Или могли? Я даже начал вслушиваться.
— Послушай, скажи что-нибудь, не важно что, скажи! — произнес я монотонно. Я наклонился к ней совсем вплотную, оставалось двадцать сантиметров, и смотрел в ее расширенные глаза. И видел темные пятнышки и темные искорки на ее желтоватой радужке. Ее глаза были похожи на дно маленьких чистых горных лужиц.
— М-м, — промычала больная, и ее голова осталась висеть над подушкой. «Вылитый кататонический ступор, не правда ли, доктор И.?» — сказал я себе и отодвинул голову от ее лица.