Выбрать главу

— Быстрей в Убежище! — Восклицаю, и сама понимаю, что торопиться уже нет смысла, но меня что-то гонит туда, словно то, что со мной произошло очень важная и нужная информация.

Останавливаемся перед главным особняком, и я мчусь в него, таща как на буксире Пьера за собой, а вслед слышу Сергея.

— Виктория, Богдан на втором этаже, в зале Советов, и к нему, скорее всего нельзя!

— Похуй. — Даю хороший ответ. Мне все можно.

Залетаю в просторное помещение и чуть не влетаю в препятствие, в виде мешающего мне мужика, обхожу.

— Богдан! — Вижу спину, облаченную в дорогой костюм, густые волосы. Он оборачивается.

— Ты? — Злое восклицание раздается со спины.

От злости в таком коротком слове мои волосы встают дыбом, органы внутри покрываются инеем и колет, а сердце начинает сбоить. Это восклицание заставляет мои ноги прирасти к полу, а телу словно натолкнуться на прозрачную стену, срикошетить об оную. Застываю, немного покачнувшись назад, и впиваюсь в руку, которая, кажется, действительно стала мне частичным якорем в этом мире.

Закрываю глаза и по привычке опускаю голову. Поза смирения. Долбанный рефлекс на открытую злость, режущую меня по кусочку. За что? За что ты злишься?

— Ангел? — О, Господи спаси, сохрани, и главное защити от Лукавого. Но ведь это именно то, что я хотела?

Хотела этой гребанной встречи, хотела пройти с каменным лицом? Сейчас, еще пару вдохов. Обреченных. Натягиваю маску, расслабляю каждый мускул на лице.

Поворачиваюсь на звук голоса и наталкиваюсь на толпу мужчин. Каждый, кому достается мой взгляд кивает мне. Хоть я их и не знаю, а вот обладателя голоса нахожу не сразу. Не получается прозаически по закону жанра сразу наткнуться на него взглядом. Отыскать. Он за спинами, возвышается головой над ними, и я впиваюсь в это лицо с желтыми глазами. Впитываю в себя каждую черточку такого родного лица, прохожусь по нему, не пропуская ни миллиметра. Он немного похудел, это заметно, особенно хорошо на выраженных скулах, и это все изменения, что мне удается рассмотреть. Мое время на ласку знакомых черт должно закончиться.

«Помни, бесхребетная тварь, что ты не должна показать того, насколько скучала по нему.» — Проговариваю в голове как мантру и даю еще минутку.

«Какая нахрен минутка? Кивни и отвернись! И перестань сжимать пальцы бедного мужчины!» — Да, да, отвечаю внутреннему голосу и заставляю свой подбородок слегка качнуться в кивке, а тело повернуть не получается с первого раза, поэтому с некоторой заминкой, но все же отворачиваюсь. Прерываю контакт, но запечатлеваю его образ. Он стоит перед моими глазами, не хочет уходить, долбанный фантом.

— Богдан? — Смотрю в глаза Главе Стражей, но не могу вспомнить, о чем хотела доложить, рассказать, и это было вроде очень важно.

— Вика? — О, этот ебучий голос опять спутывает мысли, но ничего поделать с собой не могу, опять оборачиваюсь.

Он выходит из тел закрывающих его. Делает два шага ко мне. Смотря только в мои глаза, с грустью и обреченностью, словно решается на что-то, и это что-то не заставляет меня ждать. Перестал играть. Он скидывает свою маску, каждый мускул словно расслабляется, губы растягиваются не в надменной ухмылке, а как-то по-доброму, легко. Его руки начинают подрагивать, мощное тело немного наклоняется, а колени подгибаются. Фигура в дорогом костюме встает на колени предо мной, сгорбливается вперед, но выставленная рука не дает мощному телу окончательно упасть.

« — Неправильное чувство, как ты это назвала. И я не знаю, любовь ли это, или зависимость, но поверь, чем бы это ни было, я не приклоню перед этим колени, не стану умолять о избавлении. Вырву нахуй с корнем из себя, забуду.»

Вспоминаю его слова и смотрю на… на что? Унижение? Господи спаси, и перед кем? Я этого не хотела.

— Женя? — Сипло проговариваю и выдираю с усилием руку из хватки Пьера. Теперь он цепляется в меня? Боится потерять? Зачем, ведь я ему никогда не принадлежала.

— Ты выиграла. Я не смог забыть. Я твой. — Ебанный театр абсурда. Мои ноги наливаются силой, приближаюсь к чертовой неправильности. Моей ебанной помешанности.

— Женя? — Пальцы скользят по шершавым скулам, задевают подбородок, а мои ноги подгибаются. Я тоже приклоню колени перед ним, ведь я же должна была все объяснить, но слабачка не смогла опять проявить характер. Позволила увезти себя без боя за свою неправильную любовь.

Поднимаю его лицо и не выдерживаю, первые капли слез все-таки срываются с ресниц, а сухие губы начинают дрожать.

— Жень, два дебила это сила. Особенно, если эти дебилы не умеют общаться. — Сглатываю слюну. Должна сказать, должна объяснить. — Жень, ты неправильно меня понял, примерил долбанный рассказ на нас и уперся в него. Любовь не должна питаться побоями, не должна их терпеть и теплиться от них же. Это неправильно. А чувство появилось уже после, оно заставило меня забыть все, что было раньше. И ведь после этого ты меня ни разу не тронул, как бы я тебя не доводила. Я так по тебе все это время скучала. — Знаю, последнее было глупостью, но я прощу себе это. Спишу на неотъемлемое внутреннее давление водоворота засасывающего меня.

— Скажи мне это. — Он отрывает свой взгляд от пола. Всматривается в меня, а мне хочется упереться. Такое должен говорить первым мужчина.

— Вставай, Шакал, это смирение и унижение тебе не к лицу. — Пытаюсь отвернуться от него, но он ловит мое лицо в кокон своих ладоней и продолжает давить взглядом.

— Скажи. — Привычный холод вкупе со злостью ласкает меня, а чертов запах перечной мяты вперемешку с запахами леса от его рук кружат голову как крепленое вино. И я с радостью приклоняюсь его силе, его приказу. Добровольно сдамся, ведь кто я без этого Зверя?

— Да, люблю я тебя придурок, и считаю это правильным! Доволен? — Мне хочется проорать эти слова ему в лицо, но мешает улыбка и собственная смелость, проявляемая от его присутствия и от приказных ноток в голосе.

Он вздыхает, так, словно с его плеч только что свалилась бетонная стена и целует мои губы. Впивается и застывает, так, словно еще до конца не поверил в то, что я здесь, рядом. А я, съедаемая своими тараканами, которые изголодались по бездне, в которую у него долбанный абонемент, углубляю этот начавшийся поцелуй, и в ответ получаю не менее яркую реакцию. Клеймо, которое он ставит, скидывает меня в пропасть, где все мысли растворяются, потому что мозги разжижаются от его огня. Отрывается от меня только когда моя крыша начинает ехать, не знаю, то ли от нехватки воздуха, то ли, блядь, от его грешных губ. Пальцы пробегают по скулам, глаза застывают на губах, ласкают их, скользят выше, находят мой взгляд.

— Я люблю тебя, моя маленькая, певчая птичка. Люблю твое ангельское личико, твои реснички, и озера, которые они прячут. Твой такой маленький, упертый характер. Люблю каждый сантиметр бледной кожи. Люблю твою улыбку. Люблю. Вика, я люблю тебя.

Бездна, как же скучала по тебе. Сейчас нет ничего, кроме него и его тьмы, оплетающей меня. Родной и неопасной. Нет толпы, нет Пьера. Нет никого, кто смог бы отвлечь мой взор от любимого лица. Меня нет без него.