- Ты не хочешь - ?
- Нет, - ответила я.
Он уже начал обретать эрекцию, представив, как я хлещу его плетками, цепями или кожаными ремнями, с которыми мы всегда путешествовали.
- Но я думал
- Возможно, позже, - сказала я, медленно раздвигая мои длинные ноги.
Иэн смотрел на меня, стоя у изножия кровати. Мой муж знал, что если он не исполнит мое желание, я не сделаю то, чего хочет он, и это доведет его до безумия. У него не было выбора, потому что он никогда не мог принудить меня к чему-то в вопросах секса - в отличие от финансовых. Мне приходилось проявлять строгость с Иэном ради сохранения моих финансовых привилегий. Если бы я слишком часто делала то, чего ему хотелось, он бы потерял ко мне уважение и закрыл бы мой счет в одном из наиболее роскошных лондонских магазинов.
- Чего ты ждешь? - сказала я. - Забирайся в кровать.
- Хорошо.
Он лег возле меня, блестя влажными голубыми глазами. Обдал меня запахом виски, попытавшись поцеловать мои губы. Я не позволила ему. Поцелуи - нечто слишком интимное. Я укусила его губу в качестве предостережения, которое он тотчас понял.
- Ты возбуждена? - спросил он.
- Еще нет. - Это было ложью, садомазохизм всегда заводил меня. - С чего мне быть возбужденной? Что ты для этого сделал?
- Ничего. Но ты знаешь, что я хочу возбудить тебя. Мне нравится, когда ты заводишься, дорогая.
Лежа справа от меня, он обнял меня левой рукой, схватил мою левую руку и отвел её назад, чтобы я не могла пошевелить ею. Его пальцы были очень сильными. Он знал, что мне нравится чувствовать себя пленницей. Потом он начал похлопывать по моему паху другой рукой, сначала слабо, шлеп-шлеп-шлеп, потом чуть сильнее, ШЛЕП-ШЛЕП-ШЛЕП, и наконец он уже не шлепал, а бил меня, но я не ощущала боли, мне было приятно, мое влагалище увлажнялось.
- Еще, - сказала я.
Испытывая наслаждение, я ненавидела Иэна. Но ненависть доставляет особое удовольствие, я знала, что меня ждет серия оргазмов, после которой я буду ненавидеть мужа ещё сильнее. Я всегда берегла мою любовь для Харри. Могла быть нежной только с Харри, но не с Иэном, приравнивавшим нежность к слабости.
- Достаточно, - сказала я, имея в виду шлепки.
- Ты уверена, что больше не хочешь?
- Абсолютно.
- Хорошо.
Он проник в меня пальцем, целуя мой левый сосок. Я позволяла Иэну заниматься этим как можно дольше, потому что чем дольше ему приходилось ждать вознаграждения, тем большее удовольствие оно ему доставляло, и сукин сын оказывался в моей полной власти, чего я и добивалась.
- Тебе приятно? - спросил он.
Я была совершенно мокрой.
- Это потрясающе. Не останавливайся.
- Хорошо. Ты знаешь, что я не остановлюсь.
Но через несколько минут он замер.
- Перевернись на животик.
Англичане на всю жизнь остаются школьниками. Вечно используют такие слова, как "животик", "задница", "пороть", "обжиматься".
- Я буду пороть тебя, - произнес Иэн голосом маленького мальчика (услышали бы сейчас этого могущественного банкира его деловые партнеры). Сколько ударов ты хочешь получить? Десять?
- Это слишком много. - Мой голос был ледяным, как темневшее внизу озеро. - Достаточно пяти.
Шлепки приятно обжигали ягодицы. Не будь у меня очень выносливой индейской кожи, Иэн причинил бы мне вред. Я никогда не позволяла Иэну делать это - во всяком случае, в физическом смысле. Это было моей привилегией, которой я пользовалась позже.
- Тебе нравится? Тебе нравится? - повторял он, обрушивая свою тонкую руку на мой зад.
- Да, однако достаточно. Теперь я хочу кончить.
Я легла на спину и позволила ему снова заняться моим клитором. Его левая рука нежно ласкала мой левый сосок. Я парила в воздухе, не ощущая собственного веса, и вдруг почувствовала во рту знакомый привкус, всегда возвещавший о приближении оргазмов.
- О, не останавливайся, не останавливайся...
Возможно, я кричала, возможно, шептала, честное слово, не знаю, потому что, кончая, я не отдаю себе отчета в том, что делаю и говорю. Волны оргазма накатились на меня безжалостной чередой, казалось, им не будет конца. Я укусила Иэна в плечо и снова закричала, прося его не останавливаться. Мне казалось, что я трепещу и корчусь целую вечность, но, вероятно, до того момента, когда я смогла открыть глаза и сфокусировать их на Иэне, прошло всего несколько секунд. Его эрекция была уже полной, воздух в комнате казался горячим, липким и влажным.
- Прикоснись ко мне, - сказал он. - Сожми мою мошонку. - Он был слишком хорошо воспитан, чтобы произнести слово "яйца". - Сожми её посильней.
- Не хочу. Я боюсь, что ты тотчас кончишь.
- Не кончу. Обещаю тебе.
Смеясь над ним, я встала с кровати и прошла в ванную, чтобы смыть влагу. Она вызывала у меня ощущение дискомфорта. К тому же мне следовало вновь обрести контроль над ситуацией, чтобы пройти через оставшуюся часть нашего обычного сексуального ритуала.
- Пожалуй, я воспользуюсь коричневым ремнем, - сказала я, вернувшись в спальню и подойдя к шкафу с запертой сумкой. - Знаешь, тем, тонким.
Его голос прозвучал еле слышно.
- Как скажешь, дорогая.
Однако я была так разъярена заигрываниями Джинны с Харри, что тотчас передумала. Задница Иэна была толстой, удары цепями не вызовут кровотечения, если я буду бить несильно. Возможность кровотечения беспокоила меня только потому, что я боялась зайти слишком далеко. Вдруг я не сумею быстро его остановить? Мы не могли отправиться обедать с кровью на безупречных брюках моего мужа.
- Что ты делаешь? - спросил он, услышав звон цепей, которые я достала из сумки, предварительно отперев её.
- Я передумала. Ляг на живот.
Я вернулась с цепями и коричневым ремнем к кровати. Иэн, выполнивший мое распоряжение, лежал на животе. Он имел забавную привычку слегка приподнимать ягодицы, как бы в счастливом предвкушении.
- Закрой глаза, - сказала я. - И жди! Ты понял?
Еще бы он не понял! Иэн закрыл глаза и вздрогнул, не зная, когда обрушится первый удар, в какое место он попадет и насколько будет сильным. Неведение вносило свой вклад в его возбуждение. Он не видел меня. Я сидела с прямой спиной в позе индийских йогов, скрестив ноги, держа в одной руке цепи, а в другой - коричневый ремень. Я была сейчас сосредоточенной и властной.
- Ты готов? - спросила я.
- Да, дорогая.
Восхитительные льняные простыни "Энгадина" частично заглушили его голос.
- Хорошо, - сказала я.
Я сидела неподвижно, улыбаясь самой себе, стараясь думать только о Иэне, но не о Харри. Я отлично помнила всю стандартную процедуру, однако чтобы она не стала смертельно скучной (в конце концов мы были женаты пятнадцать лет), старалась как можно сильнее варьировать её. Темп и длительность - вот что менялось. Секунда? Пять секунд? Пять минут? Медленно? Сильно? Еще сильнее? Или лишь намек на наказание? Он не знал, когда я ударю, с какой силой. Однажды, когда я находилась в особенно хорошем настроении, я заставила его ждать (молча) целых тридцать минут, сохраняя полную неподвижность. В тот раз он кончил при первом ударе. Но сегодня мы не могли потратить тридцать минут, если хотели принять ванну, одеться, пообедать и встретиться с Харри и Сарой в клубе "Принц-регент".
- Попроси, - сказала я.
Он заколебался - лишь на одно мгновение.
- Ударь меня.
- И это все?
- Ударь меня, пожалуйста.
- Что еще?
- Пожалуйста, дорогая. Пожалуйста, не мучай меня так.
- Почему бы и нет? Ты заслуживаешь этого, верно?
- Да, да. Я заслуживаю избиения. Я приму наказание молча, только не заставляй меня ждать слишком долго.
Я положила под него подушку, чтобы ягодицы поднялись ещё выше.
- Пожалуйста, пожалуйста, - почти заскулил он.
Сначала прозвучал щелчок коричневого ремня. Этот звук рассек звездную тишину Сент-Морица. Затем восхитительно громко зазвенели золотые цепи Картье, опустившиеся на одну из ягодиц Иэна. Он подождал в почтительном молчании (зная, что если он откроет рот, я остановлюсь, и ему придется подрочить самому, чтобы кончить на покрытую блестками елку, пока я буду безучастно дочитывать книгу Агаты Кристи), и я опустила цепи на другую ягодицу. Потом я начала действовать очень быстро, пуская в ход то ремень, то цепи и думая о французском определении этого странного наслаждения: le vice anglais.liii Внезапно я остановилась и спросила Иэна, как он себя чувствует.