Выбрать главу

НАЧАЛО

Что же представлял собой на самом деле механизм карательной советской психиатрии, на основании каких правовых норм он действовал, каковы были тенденции и масштабы применения психиатрии в СССР в карательных целях?

Партия большевиков, узурпировав власть в октябре 1917 года, постоянно подчеркивала необходимость защиты государства рабочих и крестьян от силовой и идеологической агрессии как извне, так и изнутри, всеми способами, не считаясь ни с какими международными нормами права и морали, руководствуясь исключительно соображениями революционной необходимости.

Инакомыслящие в СССР подвергались самым разнообразным политическим репрессиям: лишение свободы, выдворение из страны на чужбину, лишение гражданства, перемещение групп населения из традиционных мест проживания, направление в ссылку, высылку и на спецпоселение, лишение или ограничение прав и свободы лиц, признававшихся социально опасными для государства. И, наконец, самый изощренный по своей сути вид репрессий — признание человека невменяемым и помещение его на принудительное лечение в психиатрическое лечебное учреждение.

ВКП(б) и СНК не принимали официальных решений о применении к своим политическим врагам такого вида репрессий. Во всяком случае, отыскать в архивах документы на сей счет не удалось. Но советская власть эпизодически в качестве меры наказания направляла своих недругов в психиатрические дома.

Одной из первых жертв репрессивной психиатрии стала предводительница социал-революционной партии России Мария Спиридонова. Об этом довольно красочно написал в своей книге «Карательная медицина» известный российский правозащитник А. Подрабинек. Трибунал, судивший Спиридонову, жизни ее не лишил, но отправил на исправление в психиатрический санаторий, откуда она сбежала, но ВЧК ее быстрехонько арестовала. И на этот раз чекисты были начеку. В архиве бывшего КГБ СССР имеются любопытные документы на сей счет. Сам Ф. Дзержинский в коротенькой записке своему подчиненному Самсонову 19 апреля 1921 года указывает:

«Надо снестись с Обухом и Семашкой (известные медицинские функционеры) для помещения Спиридоновой в психиатрический дом, но с тем условием, чтобы оттуда ее не украли или не сбежала. Охрану и наблюдение надо было бы сорганизовать достаточную, но в замаскированном виде. Санатория должна быть такая, чтобы из нее трудно было бежать и по техническим условиям. Когда найдете таковую и наметите конкретный план, доложите мне».

Вскоре М. Спиридонова была переведена из лазарета ВЧК в Пречистенскую психиатрическую больницу, где, кстати, находилась ее товарищ по партии — Измайлович. Чекисты попросили обследовать Спиридонову известного профессора Ганнушкина, вердикт которого гласил: «Истерический психоз, состояние тяжелое, угрожающее жизни». Диагноз даже для дилетанта очевиден своей поверхностностью, но, может быть, у мэтра на то были свои причины?

Известен также факт неистового стремления В. Ленина упрятать в психушку своего соратника, прекрасного дипломата Г. Чичерина за его стремление сохранить для Советской России некоторые политические и экономические выгоды на Генуэзской конференции путем небольших уступок американцам. Об этом достаточно ярко пишет в своей книге все тот же А. Подрабинек.

Мало кому известная провокаторша ОГПУ Мария Волкова, сыгравшая, на мой взгляд, одну из решающих ролей в подготовке организации убийства С. Кирова, за свои умышленно неверные агентурные сведения, которыми она засыпала ленинградских чекистов, была ими посажена в психиатрическую больницу, откуда ее вызволил И. Сталин с компанией, прибывший срочно в северную столицу разбираться с обстоятельствами смерти Мироныча.

Так что советское руководство в некоторых случаях считало очень удобным использовать возможности психиатрии для бесшумного и внешне гуманно обставленного изъятия с политической арены своих непримиримых оппонентов. Позднее бывало и так, что психиатрия помогала властям уберечь от заслуженного наказания безусловных палачей своего народа.

И все же какие-то законодательные акты о психиатрическом деле «в молодой стране большевиков» должны были действовать. Первым таким актом в СССР, в котором медицина рассматривалась как одна из мер социальной защиты, стал Уголовный кодекс РСФСР, принятый 2-й сессией ВЦИК XII созыва 22 ноября 1926 года.

У коммунистов любая сфера человеческой деятельности, как бы далеко она ни отстояла от политики, именно к политике была намертво привинчена, и это стало физической, но, главное, душевной мукой не только для объявленных «врагами народа», но и для профессионалов, будь то писатель или врач-психиатр.

«Признавая общественно опасным всякое действие или бездействие, направленное против советского строя или нарушающее установленный рабоче-крестьянской властью порядок на переходный к коммунистическому строю период времени», составители УК предусматривали в отношении лиц, совершивших общественно опасные действия, применение мер социальной защиты судебно-исправительного (то есть или расстрел или лагеря), медицинского и медико-педагогического характера.

Кодексом подчеркивалось, что «меры социальной защиты судебно-исправительного характера не могут быть применяемы в отношении лиц, совершивших преступления в состоянии хронической душевной болезни или временного расстройства душевной деятельности или в том болезненном состоянии, если эти лица не могли отдавать себе отчета в своих действиях или руководить ими, а равно и в отношении тех лиц, которые хотя и действовали в состоянии душевного равновесия, но к моменту вынесения приговора заболели душевной болезнью.

К этим лицам могут быть применены лишь меры социальной защиты медицинского характера, коими являются: а) принудительное лечение; б) помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией».

Не правда ли, все лихо и всеобъемлюще заверчено в вышеприведенном постулате наемными или добровольными специалистами — юристами, медиками бывшей царской России. Мудрецам из народа сочинить такое было не под силу.

Смысл сей социальной «мудрости» заключался в том, что гражданам советского государства напоминалось, что им возбраняется антисоветская деятельность равно как в здравом уме, так и в состоянии психического расстройства. И в том и в другом случае смутьянам грозила принудительная изоляция от общества: в лагерях или в психиатрических домах.

Тем не менее сочинители уголовного кодекса не смогли удержаться от соблазна ханжески, чисто по-большевистски, уверить общественность в том, что психически нездоровые антисоветчики при применении к ним медицинских мер социальной защиты ограждаются заботливо от причинения им физического страдания или унижения их человеческого достоинства. У русского народа, наверное, еще многие годы в памяти будет сохраняться образ здоровенных бугаев в белых халатах, запихивающих без обходительных слов в санитарные машины критиков советской власти, согласно уголовному кодексу «тронувшихся умом».

С нарастанием в стране вала политических репрессий в системе Наркомата внутренних дел создается первая тюремная психиатрическая больница — мрачная и позорная страница в истории мировой психиатрии, написанная большевиками. О причине учреждения подобного заведения я уже рассказал.

При обычной психиатрической больнице Казани сначала завели специальное отделение для «политических», но поскольку они бьши людьми-то нормальными, то могли и убежать. И тогда, а случилось сие в январе 1939 года, охранять это спецотделение велено было охране казанской тюрьмы НКВД. Поскольку спецотделения совершенно не хватало для содержания все увеличивавшегося числа психически «ненормальных» государственных преступников, Л. Берия спустя несколько месяцев перевел своим распоряжением всю Казанскую психиатрическую больницу в ведение НКВД, и вот так появилась первая тюремная психиатрическая больница и в СССР, и на всем земном шаре. Это заведение сконцентрированного коллективного безумия, хладнокровно организованное советскими чекистами, до сих пор хранит свои страшные тайны.