Трейлер остановился. Егор вылез из шкафа и забарабанил по дверцам машины. Загремели засовы, появилась знакомая лапа «Николая». Егор оттолкнул онемевшего грузчика, спрыгнул на землю.
Мать, словно тигр, металась перед подъездом. Рядом с ней порхал маленький человечек в длинном кашемировом пальто и бубнил:
— Общий метраж… джакузи… потолки… евроремонт… паркет…
— Где мой сукин сын?! — вопила Екатерина Петровна. — Где его носит, этого двоечника?
Егор впервые обратил внимание, какой у нее неприятный, визгливый голос. И у агента по недвижимости тоже был отвратительный голос — тонкий, вкрадчивый, ввинчивающийся в ухо. А сзади орали и кряхтели грузчики.
— Вот мой сын! — Екатерина Петровна, наконец, увидела его. — Он сейчас всем заплатит. Не кричите, ребята!
— Мама, я вовсе не двоечник, я всегда был твердым ударником. И всем платить не буду. — Он взглядом пригвоздил порхающего маклера и сухо спросил: — Почему так дешево? — Егор с ходу оценил район, метраж, состояние дома и его историческую ценность.
— Вам просто повезло! — Маклер расплылся в широкой добродушной улыбке.
— Да мне сроду не везло, — иронически усмехнулся Егор. — Я сам себя везу. Ну?!
— Стечение обстоятельств, — неопределенно развел руками маклер. — Фишка так легла. Наследникам срочно нужны деньги…
— Наследникам кого? — нажал Егор.
Маклер дернул шеей, крякнул, попытался поймать взгляд Екатерины Петровны, но она уже бегала вокруг шкафа, не желающего проходить в дверь подъезда.
— Ну, хозяина квартиры… — обреченно выдохнул мужчина.
Екатерина Петровна бежала к Егору за помощью. Он помахал ей и продолжил допрос с невозмутимостью инквизитора:
— Хозяин своей смертью умер или как?
— Да какая разница, Егорушка? — вмешалась запыхавшаяся мать, топая от нетерпения ногой.
— Есть разница, — отрезал Егор и опять зацепил взглядом ускользающий взгляд маклера. — Продолжайте.
Несчастный поежился и выпалил:
— Или как! А что вы хотите за такие деньги?! Смотреть будете?
— Смотреть будем.
Они вошли в гулкий, отделанный мрамором подъезд, поднялись в сверкающем лифте на четвертый этаж. Маклер, гремя ключами, открыл бронированную дверь, замаскированную под безобидную карельскую березу.
Все замерли на пороге: в огромном холле на лоснящемся паркете были обведены мелом четыре силуэта. Два человеческих — один тощий, скорчившийся, другой — огромный, с раскинутыми руками и ногами, как на известном рисунке Леонардо да Винчи. Силуэт собаки. А рядом — кто-то маленький с распростертыми крыльями.
Егор прислонился к косяку и мрачно спросил:
— Теперь уже и ангелов-хранителей убивают?! Беспредел!
Ниже крыльев был очерчен неровный край, будто рваный подол ветхого хитончика…
— И за это душегубство я еще и платить должен?! — запылал праведным гневом потрясенный Егор. — Не-е, сам здесь живи.
Маклер схватил его за рукав.
— Какого ангела? Какого хранителя? Попугай это был. Он-то как раз выжил. В реанимации лежит.
— А как же контрольный выстрел? — удивился Егор. — Который в голову.
Маклер пренебрежительно махнул рукой.
— Какая там, к черту, голова? Одни перья… — Он снял шляпу, достал клетчатый носовой платок и вытер потную лысину. — За попугая десять кусков сброшу. Больше не могу, мамой клянусь!
На лестнице раздался топот грузчиков. Шкаф торжественно вдвинулся в прихожую.
— А почему в реанимации? — озадаченно спросил Егор.
— Как почему? — в свою очередь удивился маклер. — Свидетель. Он же все видел. Лежит в отдельной палате, бредит, а менты его бред записывают. Состояние критическое. Никого к нему не пускают.
Абсурд достиг апогея.
— Да кто его навещать-то будет? — хохотнул Егор. — Дальние родственники из джунглей Амазонки?
Маклер всплеснул руками.
— Ты что! Там такая охрана! Его уже пытались пару раз убрать… Живучий, как кошка! Ты подумай головой — всё же при нем было, все сделки, все сходки, убивали при нем же… Ну, а если он ляпнет чего лишнего… Какие люди могут загреметь!
— Тише! — истошно вскрикнул Егор.
Маклер умолк, грузчики замерли, держа шкаф на весу, Екатерина Петровна окаменела с сотовым телефоном в руках…
Откуда-то сверху прозвучал божественный Голос:
И я на утре дней в сих рощах и полях
Минутной радости вкусила…
Мучительно печальная мелодия наполнила светом злые, измученные завистью и жаждой наживы души, кольнула сердца смертельно горьким сожалением о том, что никогда, никогда… Грузчики уронили шкаф. Голос исчез.