— Нет, не сложилось, — жестко сказал он, его монотонный, отрывистый голос звучал в моих ушах очень резко. — Ты должна быть со мной. Ты и мой ребенок.
Гравити, придурок. Это ее имя.
— Ты под кайфом, если веришь своим собственным словам, — сообщила я ему.
Он проигнорировал меня, покачав головой.
— Я заслужил второй шанс. Я сошел с ума. Я не был готов...
Сдерживая слезы, я подняла дрожащий подбородок.
— Ну, ты не можешь встретиться с ней. Ты ее не заслуживаешь. И никогда не заслуживал.
— Не будь сукой. Я пытаюсь поступить правильно.
— Ты издеваешься? Секунду назад ты был не против не знать, жива она или нет. — Я снова попыталась обойти его стороной.
— Но теперь ты здесь, и...
— И это ничего не меняет, — выдохнула я. — Ты все еще чужой, и я все еще не хочу, чтобы ты приближался к моей дочери. — Я протиснулась мимо него.
— Черт побери, Дилан, почему с тобой всегда так сложно? — Он схватил меня за запястье, когда я убегала, впился пальцами в мою нежную кожу и дернул меня назад.
Я ударилась спиной о стену, и мелкие камешки в ней впились в мой позвоночник. От боли у меня перехватило дыхание. Я попыталась вырваться, но было уже слишком поздно. На хрупких костях моей руки образовалось кольцо раскаленной боли. Я подняла на него потрясенный взгляд.
— Я не хотел. — Он резко отбросил мою руку, и она ударилась о стену, отчего стало еще больнее. — Эй, не смотри на меня так, будто я напал на тебя или что-то в этом роде. Ты не можешь просто встать и уйти посреди взрослого разговора, Дилан.
Боль все еще отдавалась в моем запястье.
— Ты всегда была такой взбалмошеной. — Он усмехнулся про себя. — В общем, так...
Я унеслась в ночь.
Все спокойствие, которое я пыталась сохранить сегодня, испарилось как туман.
Моя бессонная жизнь превратилась в кошмар.
14
Райленд
Ее Высочество вернулась в свою квартиру в 19:30 и обнаружила, что я лежу на диване животом вниз, а ее ребенок сидит на моей спине и делает печенье из моих волос. Где-то полчаса назад я понял, что Гравити не умеет заплетать косы, и стала плести их, превратив волосы в один огромный узел. После того как она с этим покончила, мне пришлось бы полностью обрить голову. Но быть лысым было небольшой платой за то, чтобы она оставалась спокойной и не двигалась с места более десяти секунд.
— Мамочка! — Ребенок вскочил, перешагнув через мою голову, и побежал к матери.
Дилан подхватила ее и подбросила в воздух, закружив и уткнувшись ей в шею. Они провели пятиминутный разговор на повышенных, смешных голосах, в ходе котрого Дилан выяснила, что Гравити провела день, поедая «Макдоналдс», делая временные татуировки, исписывая всю новую раму кровати и смотря «Гриффинов».
Дилан казалась странно покорной и незатронутой моей версией воспитания детей, даже когда ее ребенок пытался пернуть алфавит, используя руку и подмышку. Ее глаза также выглядели опухшими. Я бы подумал, что она плакала, но я знал Дилан, а эта вредная сучка даже не плакала, когда умер ее отец, когда Такер бросил ее или во время родов. Она не была плаксой.
— Дядя Райленд искупал тебя и приготовил ужин? — Дилан расчесала пальцами волосы ребенка.
— Жареный цыпленок из Кентукки! — промурлыкал ребенок. — Мамочка, мамочка, он разрешил мне макать цыпленка в фасоль, а потом в молочный коктейль, и мы его съели, потому что он сказал, что все равно все выходит из одного места!
— Угу.
— О, и я принимала ванну с моими Барби.
— Так здорово. Почему бы тебе не почистить зубы и не выбрать сказку на ночь? — тепло предложила Дилан. — Маме нужно немного поговорить с дядей Райлендом.
Гравити направилась в коридор, где скрылась в своей комнате.
— Где, черт возьми, ты... — Я повернулся к Дилан, полностью готовый высказать ей все, что думаю, но как только ее ребенка больше не было в комнате, ее плечи опустились, а лицо осунулось. Оставшиеся слова исчезли в моем горле. Ее оливковая кожа побледнела, глаза опустились в две темные впадины, а нос покраснел от слез, заливавших щеки.
Разве так ведут себя настоящие родители, овладевшие искусством отдавать предпочтение другому человеку даже тогда, когда он хочет развалиться на части? Я никогда не видел Дилан такой. Она всегда была самой упрямой, гордой и бесстрашной женщиной из всех, кого я знал. И, думаю, такой она и осталась. Но только ради своей дочери.
— Что случилось? — потребовал я, громом поразив свое самообладание. Еще секунду назад я испытывал неудобства. Теперь я был в ярости. Роу собирался разорвать меня на куски, если что-то случилось с его младшей сестрой под моим присмотром.