— Да уж конечно, — бубнит Мила, стрельнув в меня насмешливым взглядом, — у него сегодня закрытое мероприятие в клубе. И он просто обязан там быть.
— Снова у кого-то праздник? — улыбается мне бабушка.
Перевожу глаза на сестру, что демонстративно медленно складывает руки на груди и глядит на меня с победной улыбкой, мол, давай, выкручивайся.
— Да. Ничего особенного. — И прежде, чем Мила снова попытается что-то ляпнуть, я вплотную подхожу к ней и с улыбкой добавляю: — Собирай вещи. Через пятнадцать минут выезжаем.
— Теперь ты меня жди, братец, я есть хочу, — говорит она, подтолкнув меня плечом. Достает из холодильника упаковку йогурта, молочный батончик и вытягивает из подставки чайную ложку. Мы втроем переглядываемся и, не скрывая улыбки, наблюдаем за её обжорством.
Должно быть, действительно проголодалась, пока ждала меня.
— Что? — спрашивает Мила, оглядев нас.
Дед пожимает плечами, бабушка криво улыбается, а я свожу глаза в кучу и за всех отвечаю:
— Не лопнешь? Уже джинсы по швам расходятся.
— Сейчас у тебя что-нибудь разойдется! — рявкает она. — В столовой кормят отвратительно! Я ненавижу морковку, капусту и печень. Уже неделю ничего кроме этого не дают.
— Мм, печень, — забавляюсь я, нарочно облизав губы. Вообще-то, я тоже её ненавижу, но ради мелкого издевательства стоит притвориться. — Надо будет приготовить её завтра и накормить тебя.
— Козел.
— Мила! — восклицает бабушка. — Сколько раз можно говорить?
— Я его полтора часа ждала! Уже вахтерша смену закончила, а я все сидела в пустом коридоре и с пустым желудком. Даже булочек в столовой не было!
— Ну, все-все, я понял, что плохой.
— Подхожу к ней и заключаю в объятия. Когда чувствую, что её напряжение постепенно уходит, сжимаю крепче и начинаю чесать темную макушку костяшками пальцев. Мила дергается, вырывается и верещит, как поросенок.
— Детский сад! — говорит бабушка, поставив руки в боки. — Максим!
— Козел! Отпусти меня! Пож-ж-жаа-а-алуйста! Хва-а-атит!
Люблю слушать её смех. Когда Мила была совсем маленькой, я подходил к качающемуся креслу, где она сидела как мышка, и называл пирожком. Щипал за пухлые щечки и изображал всякие рожицы, а она закатывалась в таком смехе, что потом начинала икать. Я чувствовал себя самым крутым старшим братом. А сейчас, почему-то, редко когда могу назвать себя таким.
— Балда ты, Макс, — говорит она мне, опустив глаза на испачканный йогуртом пол. — Будешь продолжать в том же духе, не сделаю себе татушку на шее.
— Мы ведь договорились! — с фальшивым беспокойством восклицаю я.
— Ну, не знаю. Иной раз ты такой противный. Боюсь, что к тому моменту, когда мне исполнится восемнадцать, а это, смею напомнить, будет через четыре месяца, ты так надоешь мне, что я точно откажусь от этой глупой затеи.
Ага, как же!
— Эй! — Поворачиваюсь к ней левым боком и указываю на свою тату на шее. — Это — ты для меня. Ты — мой пульс. И я должен у тебя быть. Мы ведь обещали друг другу.
Мила закатывает глаза и делает вид, что раздумывает.
— Вижу для тебя это очень важно, да? — серьезным тоном спрашивает она. Вот же актриса!
— Еще как, — подыгрываю я. — Ладно. Может, тогда не будем ждать моего совершеннолетия? Поедем на неделе и нарисуем мне твой пульс, м? А то серьезно, ну достал уже своими приколами и вечными придирками. Могу и передумать.
Глубоко вздыхаю и опускаю глаза. Изображаю задумчивость.
— Мм, так ты согласен?
Слабо киваю, словно взвешиваю все «за» и «против»:
— Набить тебе татушку до совершеннолетия?
— Угу. — Вижу, как засветились её глаза. Слишком плохо Мила скрывает свои коварные мыслишки. — Ты ведь взрослый, с твоего согласия мне нарисуют что угодно.
— Тогда ты будешь самой крутой в классе, — говорю я с деланной серьезностью. — Считай: тебе семнадцать, ты в одиннадцатом классе и у тебя татуха на шее. Все станут завидовать.
— Ой, при чем здесь это! Все ведь для тебя. То есть, это значимо для нас.
— Мм…
— Ну, так сделаем?
Улыбаюсь ей и притягиваю к себе. Целую макушку и шепотом говорю:
— Ни. За. Что. Только после совершеннолетия.
Она тут же отталкивает меня и протяжно рычит. А дед громко хлопает в ладоши и поднимает над головой кулаки:
— Есть! Давай, Мила, как вы там говорите… Гони еще одну сотку!
* * *
Мне все не дает покоя её бегающий взгляд. Обычно трещит не умолкая, пока мы едем в город, а тут вдруг молчит, словно мышка. Украдкой поглядываю на нее: прижала к себе дорожную полупустую сумку, задумчиво смотрит в окно…