Она молчала, глядя то на меня, то на указанную мной точку на потолке. Ее глаза расширились. Скептицизм в них вел проигрышную битву с чем-то другим. Не с пониманием. С потрясением. С тем самым выражением, какое бывает у набожного священника, который только что увидел, как атеист прошелся по воде. Идея решить сложнейшую магическую головоломку, просто стукнув в правильном месте молотком, казалась ей одновременно и бредом сумасшедшего, и откровением. Раньше она видела странного барона говорящего с мечом. А сейчас она увидела представителя совершенно иного, пугающего и, судя по блеску в ее глазах, восхищающего образа мыслей.
— Ты уверен? — ее голос прозвучал непривычно тихо.
— Как в том, что завтра снова взойдет солнце, — соврал я. Уверен я был процентов на восемьдесят, но признаваться в этом было бы тактически неверно. — Теперь мне нужна твоя помощь. Сделай свою штуку. Только не для атаки. Для защиты. Создай вокруг нас кокон. Плотный, крепкий. Считай это наш щит. Потому что сейчас тут будет немного пыльно.
Она не спорила. Просто коротко мотнула головой.
Ее ладони снова засветились янтарным светом, но на этот раз он был был спокойным, созидающим. Свет сплетался в полупрозрачную сферу, которая быстро окутала нас, отгородив от остального грота. Она стала твердой, как толстое стекло, искажая вид на пульсирующие руны.
— Искра, финальная сверка, — мысленно скомандовал я. — Траектория, сила удара в ньютонах, погрешность.
— Все параметры рассчитаны. Точность попадания — критична. Отклонение более чем на два пальца может вызвать неконтролируемое обрушение, — бесстрастно доложила она. — Рекомендую не промахиваться.
— Спасибо, кэп, учту.
Я сделал глубокий вдох, выдыхая напряжение. Перехватил рукоять Искры обеими руками. Сейчас меч в моих руках был был чем-то средним между хирургическим скальпелем и высокоточным отбойным молотком. Я поднял его над головой, целясь в ту самую точку, которую мог видеть только я.
Это был тот самый момент, когда нужно бить — один раз, но наверняка. Как в старом анекдоте про хирурга. Мышцы спины и плеч напряглись, как стальные пружины. Короткий, резкий выдох сквозь сжатые зубы, и я, вложив в движение весь свой вес и точный расчет, нанес удар. Не острием, не лезвием, а тяжелым, отполированным навершием рукояти — точно в ту точку, что горела у меня в голове красным маяком. Луч, сгусток энергии вылетел из кончика меча. Думаю, Искра даже чуть подправила его траекторию, чтобы уж наверняка.
Звук получился сухим, трескучим и на удивление громким. Будто под потолком лопнула гигантская, пересохшая на солнце кость.
От точки удара во все стороны мгновенно разбежалась паутина черных, уродливых трещин. Я даже не успел опустить меч, как на наш янтарный кокон посыпались первые камни. Сначала — мелкие, как гравий, от которых защитная сфера лишь слегка вибрировала. А затем, с глухим, тяжелым стуком, на нас обрушились целые булыжники, барабаня по магическому щиту с такой силой, что он начал прогибаться и тускнеть.
На мгновение ледяной комок в моем животе сжался до размера горошины. А что, если я ошибся? Что, если Искра в своих расчетах не учла какой-то местный магический коэффициент упругости камня? Что, если сейчас весь этот свод, весом в тысячи тонн, рухнет на нас, превратив «Безумного Барона» и его спутницу в два мокрых пятна под горой?
И тут грот сотряс глубокий, утробный гул. Это был звук, с которым сдвигаются тектонические плиты, от которого внутренности вибрируют, а зуб на зуб не попадает. Пол ушел из-под ног, весь мир, казалось, накренился. Я вцепился в рукоять меча, чтобы удержаться на ногах. Арина рядом покачнулась, впечатавшись плечом в стенку кокона. Ее лицо побелело, на лбу выступили бисеринки пота — она из последних сил удерживала щит, который трещал и покрывался радужными разводами под чудовищным давлением.
И затем, так же внезапно, как и начался, шум стих.
Наступила давящая на уши тишина. Остался тихий, успокаивающий стук осыпающейся каменной крошки. Пульсирующие руны на стенах, будто испустив последний вздох, моргнули и погасли одна за другой, как лампочки в старой советской гирлянде. А дрожащий барьер, перегородивший выход, меркнул, истончался, теряя цвет, и исчез с тихим, почти обиженным шипением, будто лопнувший мыльный пузырь.
Янтарный кокон вокруг нас тоже растаял, превратившись в россыпь золотистых искорок.
Мы стояли посреди грота, покрытые толстым слоем каменной пыли, грязные, уставшие, но, чтоб его, победившие. В проломе снова сиял спасительный, яркий дневной свет. Ветер, доносивший запах свободы, шумел в верхушках деревьев.