Мое рявканье она услышала. Не тратя ни секунды, пока я изображал из себя юркую мышь перед котом-переростком с двуручным тесаком, Арина шагнула навстречу Аристарху. Без криков и боевых поз она просто расправила плечи, и из нее ударил свет.
Хлынувший поток не имел ничего общего с мягким сиянием для исцеления или точечными импульсами для моих «генераторов». Это был взрыв чистой, концентрированной жизни. Золотистый, почти осязаемый свет хлынул из нее во все стороны, как от сверхновой, на мгновение превратив мрачный кабинет в залитую полуденным солнцем поляну. Воздух наполнился запахом озона, нагретой хвои и чего-то еще — неуловимо древнего и правильного.
Аристарх, уже протягивавший к ней свою тонкую аристократическую руку, отшатнулся, будто наткнулся на невидимую стену. Его хищная улыбка сползла с лица, сменившись брезгливым удивлением, как у гурмана, которому в дорогом вине попалась муха.
Черное марево, клубившееся вокруг него, столкнулось с золотым сиянием Арины. И началось самое странное сражение из всех, что я видел.
Сражение шло не в привычном понимании. Никаких огненных шаров или молний — лишь чистое, безмолвное противостояние двух противоположных начал. Теплая, живая, созидающая аура Арины давила на ледяную, мертвую, высасывающую ауру Аристарха. Его Пустота пыталась поглотить ее Жизнь. Ее Жизнь — выжечь и заполнить его Пустоту.
Воздух между ними загустел, пространство пошло рябью, искажая и преломляя свет свечей под немыслимыми углами. Это напоминало марево над раскаленным асфальтом, только в этом мареве сталкивались два мира. Там, где золотой свет соприкасался с черной дымкой, вспыхивали и тут же гасли крошечные, бесшумные искорки.
Аристарх остановился, не в силах подойти к ней. Ее поле, ее аура стала для него непреодолимым барьером, который, судя по исказившемуся лицу, причинял физическую боль. Она сдерживала его, не давая использовать смертоносные способности на полную катушку.
Но и сама она оказалась заперта.
Ее лицо побелело, на лбу выступили бисеринки пота. Неподвижная, как статуя, она вложила всю себя, всю волю и силу в поддержание этого хрупкого, дрожащего баланса. Вся ее энергия уходила на то, чтобы не дать чудовищу сделать еще один шаг. Она стала живым щитом, сдерживающим готовый взорваться ядерный реактор, но этот щит истончался с каждой секундой.
Она не могла помочь мне. Я не мог помочь ей. Мы были в одной комнате, разделенные невидимой стеной, и каждый вел свой собственный, отчаянный бой на выживание.
Между ними образовалась зона магического вакуума, «мертвого штиля», где их силы взаимно гасили друг друга. Сложилась патовая ситуация, в которой проиграет тот, у кого первым кончатся силы. И я был уверен: запас прочности у этого ходячего мертвеца куда больше, чем у живой девчонки.
«Фиксирую создание локализованного поля нейтрализации. Две противоборствующие энергетические сигнатуры уравновешивают друг друга. Интересный феномен, — прокомментировала Искра, пока я уворачивался от очередного удара, снесшего угол стола. — Похоже на аннигиляцию материи и антиматерии на энергетическом уровне. При нарушении баланса возможен неконтролируемый выброс энергии. Рекомендую находиться на максимальном удалении в момент предполагаемого коллапса».
— Да ты что! А я-то думал поближе подойти, погреться! — прошипел я, перекатываясь через пол и вскакивая на ноги.
Времени у меня было в обрез. Нужно было заканчивать возню с этими громилами и выручать принцессу, пока она не превратилась в выжатый лимон. Иначе «неконтролируемый выброс энергии» станет нашей общей эпитафией.
План «Б» был прост, как валенок: выжить. Эти четыре терминатора в латах двигались единым механизмом, их цель — задавить массой, загнать в угол и превратить в отбивную. Фехтовать с ними — чистое самоубийство. Против их силы и опыта у меня был только мозг, не замутненный понятиями о воинской чести, и стол. Массивный, дубовый — мой лучший друг на ближайшие пару минут.
— Эй, ребята, а в очередь встать не пробовали? — крикнул я, перекатываясь за его угол.
Когда двое ринулись в обход, я не стал их ждать. Схватив тяжелое резное кресло, я с размаху швырнул его под ноги правому. Верзила споткнулся, его отработанный шаг сбился, и он, грязно выругавшись, чуть не завалился на бок. Полученной секунды хватило, чтобы метнуться влево, к тому, кто уже заносил свой «рельс». Оказавшись слишком близко для блока, я просто врезался в него плечом и, проскальзывая мимо, со всей дури пнул под коленную чашечку.
От сухого, отвратительного хруста воин взвыл — не яростно, а как-то по-бабьи, тонко и обиженно. Его нога подломилась, и он рухнул на пол, выронив меч, который с грохотом прокатился по паркету. Есть, минус один. Временно.