Хорошо. Одной проблемой меньше. Вот только что-то мне подсказывало, что главная проблема теперь у меня в руке. И в груди.
Первым очухался Игнат — тот из верзил Ратмира, что был покрепче. Сев, он тряхнул своей квадратной башкой, будто отгоняя назойливую муху, и уставился на меня. Его взгляд, обычно туповато-прямолинейный, как удар дубиной, стал другим. В нем плескалась смесь недоумения и чего-то еще — глубокого, животного, инстинктивного. Так волк смотрит на другого волка, который внезапно вырос вдвое и отрастил вторую пару клыков.
Вслед за ним зашевелился Степан. А потом, с глухим, утробным стоном, от которого содрогнулся бы и медведь, начал приходить в себя Ратмир. Он не просто сел — он себя посадил, упираясь в пол ладонями с таким усилием, будто поднимал не собственное тело, а чугунную болванку. Лицо воеводы, всегда напоминавшее маску из грубого камня, стало землисто-серым.
— Что… было? — вырвался из его горла хрип, похожий на скрежет гравия.
Хороший вопрос, воевода. Я бы и сам хотел знать ответ.
В этот момент в моей голове снова раздался голос. Уже не восторженный визг хищника, дорвавшегося до еды. Ровный, холодный, бесстрастный тон, от которого мороз по коже шел сильнее, чем от сквозняка в груди.
«Объект „Ратмир“».
Я невольно вздрогнул. Не «анализ запущен», не «концепция принята». Просто констатация, как у патологоанатома над очередным клиентом.
«Зафиксирован критически низкий уровень жизненной эманации. Тридцать семь процентов от нормы. Основные угрозы: мышечное истощение, дегидратация, последствия энергетического вампиризма. Рекомендация для восстановления функциональности: незамедлительный отдых, обильное питье, высококалорийная пища».
Я аж моргнул от удивления. Что еще за новости? Вместо простого сканера — полноценный диагностический комплекс, выдающий вердикт и тут же прописывающий лечение. Только вот тон… Тон был такой, будто она говорит не о моем товарище, а о неисправном механизме, который нужно срочно починить, чтобы он снова мог выполнять свою функцию.
«Объект 'Арина»«, — без паузы продолжила она, и мой внутренний взгляд, ведомый ее волей, переключился на девчонку. — 'Жизненная эманация — сорок пять процентов. Угрозы: острое магическое истощение, нервное перенапряжение. Рекомендация: покой, медитация для восстановления энергетических каналов».
И снова этот холодный, циничный тон. В ее голосе, в ее новой манере не было ни любопытства, ни сочувствия. Только голая, препарированная логика. Логика хищника, оценивающего состояние стада. Кто слаб, кто силен, кого можно будет сожрать в следующий раз. Эта мысль была настолько отчетливой, что я невольно сжал рукоять меча.
Собрав остатки сил в кулак, Ратмир наконец поднял голову. В его глазах отражалось то же, что и у Игната, только усиленное в сто крат. Страх. Не трусость — воевода не знал, что это такое. Это был первобытный страх перед непонятным, перед чужим, перед тем, что выходило за рамки его мира, поделенного на друзей, врагов и сталь.
Он видел, что я сделал, как мой меч пожирал красное пламя ритуала. Он чувствовал ту волну иссиня-черной тьмы, что хлынула из меня. И сейчас он смотрел не на «Безумного Барона», своего неудобного, но понятного союзника, а на ходячую аномалию. На укрощенное чудовище, которое только что спасло их всех, но от этого не перестало быть чудовищем.
Его взгляд медленно скользнул с моего лица на меч в моей руке, и челюсти его сжались еще сильнее. Он, как никто другой, понимал, что такое оружие. Он видел, что это оружие изменилось, стало частью меня, а я — его частью. И эта новая симбиотическая тварь, стоящая посреди разгромленного кабинета, внушала ему куда больше опасений, чем весь Орден вместе взятый.
Его люди, Степан и Игнат, тоже поднялись на ноги. Они не смотрели на меня прямо. Косились. Исподтишка. Как деревенские мужики на заезжего колдуна, который одним словом может и корову уморить, и урожай сгноить. Вся наша боевая слаженность, все это вынужденное братство, скрепленное общей дракой, испарилось. На его месте выросла стена — невидимая, но абсолютно реальная стена из недоверия и страха. Они были верны своему командиру, а командир заключил со мной сделку. Но в этой сделке не было пункта о союзе с тем, чем я, по их мнению, только что стал.
Переведя дыхание, которое все еще обжигало легкие холодом, я заставил себя сделать шаг. Потом еще один. Подошел к заваленному бумагами столу и, не обращая внимания на труп Аристарха, поднял то, ради чего мы сюда, собственно, и вломились. Толстый, обитый черной кожей гроссбух. Он был тяжелым, как кусок свинца, и на его страницах, я был уверен, хранились все грязные секреты Орловых и их дружков из Ордена. Наш главный приз. Наша единственная надежда выпутаться из этой истории живыми и, желательно, на свободе.