Проигнорировав предупреждение, она подошла почти вплотную. Мой внутренний холод тут же отреагировал на ее тепло — два зверя, готовящиеся к прыжку.
— Я читала книгу, — сказала она, и стало ясно, что эти часы она провела не в праздности. — Читала те записи, которые ты расшифровал. Я не понимаю всех твоих «анализов», но я чувствую то, о чем там написано.
Она замолчала, подбирая слова.
— То, что во мне, они называют «Великим Теплом». То, что в тебе, — «Изначальным Голодом». Они не могут существовать вместе. Когда я пытаюсь тебя «лечить», я лишь кормлю твоего зверя. Это как тушить пожар маслом.
Я медленно повернулся. В полумраке ее лицо казалось высеченным из мрамора, однако в глазах горела не жалость, а лихорадочная, почти безумная сосредоточенность исследователя, нашедшего решение нерешаемой задачи.
— Но ты упустил главное, Михаил, — она смотрела на меня в упор. — Ты искал логику, а нужно было искать противоречие. Почему они так ненавидят третий элемент? Почему так боятся «Ледяного Порядка»?
Я молчал, а она продолжала, и ее голос набирал силу:
— Потому что он — не противоположность. Он — противовес. Он не борется с Голодом, он его… упорядочивает. Не уничтожает хаос, а загоняет его в рамки. В структуру. Как вода, которая становится льдом.
Она сделала последний шаг и протянула руку не ко мне, а к моему мечу, прислоненному к стене. Ее пальцы замерли в сантиметре от черных, пульсирующих вен на клинке.
— Тебе нужен не огонь, чтобы растопить твой лед. Тебе нужен другой лед. Идеальный. Чтобы твой внутренний хаос не сожрал тебя, его нужно заморозить. Ввести в стазис.
Ее взгляд впился в мой.
— Забудь про «подзарядку». Это путь в никуда. Ты будешь становиться все голоднее и все дальше от себя. Нам нужна не еда для твоего зверя. Нам нужен ошейник для него. И этот ошейник — Ключ Льда.
Глава 19
Уставившись на Арину, я почувствовал, как мой мозг, привыкший все раскладывать по полочкам, выдал ошибку 404. Страница не найдена. «Ошейник», «Ключ Льда», «стазис»… Все это звучало, как набор случайных слов из генератора названий для дешевого фэнтези. Началось в колхозе утро. Кажется, принцесса окончательно поехала кукухой на фоне стресса.
— Ошейник? — я издал звук, похожий на скрежет ржавого железа. — Серьезно? Мне еще поводок нужен и команда «к ноге!». Ты, принцесса, давай без этих твоих метафор. У меня тут, знаешь ли, не поэтический кружок, а намечается полное форматирование диска C с последующим размагничиванием.
Махнув рукой, той самой, что сжимала Искру, я замер. Сквозь полупрозрачную, мерцающую кожу ладони отчетливо проступали трещины в грязной столешнице. Не просто контуры — каждая, мать ее, заноза. Моя физическая оболочка не просто «таяла» — она превращалась в плохую голограмму, которую какой-то криворукий сисадмин забыл выключить.
Арина, однако, спорить не стала. Вместо этого она сделала то, чего я боялся больше всего. Шагнула ко мне.
— Не подходи, — прошипел я, инстинктивно отшатываясь. — Я серьезно.
Но она была из тех, кто сначала делает, а потом, может быть, думает. Если вообще думает. Проигнорировав мое предупреждение, она протянула руку не ко мне, а к моей руке, все еще похожей на глюк в компьютерной игре.
— Я не собираюсь тебя «лечить», Михаил, — ее голос был тихим, но упрямым, как у сапера, который режет красный провод, будучи уверенным в своей правоте. — Я просто хочу, чтобы ты понял.
Ее пальцы коснулись моих.
И мир взорвался болью.
Ничто на свете не походило на это. Два оголенных высоковольтных провода, брошенные в ведро с соленой водой. От места касания ударил разряд — короткая, злая синяя искра, видимая даже в тусклом свете. Воздух между нашими руками зашипел, будто на раскаленное железо плеснули маслом.
Меня обожгло теплом — не приятным, не согревающим, а яростным, чужеродным, как струя из паяльной лампы. Мой внутренний ледник взвыл от ярости, и холод в груди сжался в такой тугой, болезненный комок, что я едва не согнулся пополам. В то же время ее ударило холодом. Краска схлынула с ее лица, ставшего цвета старого снега, а по руке, до самого плеча, пробежала волна гусиной кожи. Вскрикнув, она отдернула руку, будто коснулась куска сухого льда.
Мы стояли, тяжело дыша, и смотрели друг на друга. Эксперимент, чтоб его, удался. Наглядно, доходчиво и до одури больно.
— Вот, — выдохнула она, растирая свою замерзшую руку. — Теперь ты понял? Твоя Пустота пожирает мою Жизнь, а моя Жизнь — выжигает твою. Мы не можем существовать вместе. Это не ошибка, Михаил. Это магия, заложенная в саму основу этого мира.