Из-под плаща она извлекла несколько потертых пергаментных листов — копии, которые, видимо, успела сделать сама.
— Ты все это время пытался взломать их систему, я же — понять их веру. И, кажется, поняла. Они не просто безумцы, Михаил. Они — физики, возомнившие себя богами.
Развернув один из листов, она ткнула в него пальцем.
— Вот, смотри. Ты перевел это как «божественные сущности». А если читать не буквально, а как метафору? Слушай: «Три аспекта единого. Тепло, что порождает хаос роста. Голод, что порождает хаос распада. И Порядок, что есть стазис и смерть для обоих». Это не религия. Это, чтоб его, учебник по термодинамике.
Я повернулся к ней, и мой аналитический ум, который до этого был занят выживанием, вдруг заработал на полную катушку.
— Ты ищешь не то, Михаил, — продолжила она, и ее голос стал тверже. — Ты ищешь «еду», чтобы накормить своего зверя. Пытаешься залить пожар бензином. Однако это путь в никуда. Ты просто будешь становиться все голоднее, все дальше от себя, пока от Михаила Котова не останется одна лишь вечно голодная оболочка.
Я хотел было съязвить, но она не дала.
— Нам нужен не корм. Нам нужен ошейник, — она выдохнула облачко пара. — Я наконец-то поняла то, что написано между строк. Моя сила — то, что они называют «Великим Теплом». Хаос созидания. Твоя, — она кивнула на мой меч, — «Изначальный Голод». Хаос разрушения. Мы — две крайности, которые не могут существовать вместе. Поэтому нам так больно рядом. Но есть и третья сила. Та, которую они ненавидят и боятся больше всего. «Ледяной Порядок».
Ее слова ложились в мою голову, как недостающие куски пазла. Я все еще спорил, скорее по инерции, пытаясь найти изъян в ее логике.
— Средневековые бредни. Красивая сказка для…
— А твои видения — тоже бредни? — оборвала она. — Вспомни. Что делал тот, третий Страж, в твоих воспоминаниях? Он не воевал. Он сдерживал. Он был противовесом.
И тут до меня дошло. Перед глазами вспыхнул образ из видения: идеальная кристаллическая решетка, которая не сражалась, а упорядочивала дикий танец Тепла и Голода.
«Ложь! — взревела у меня в голове Искра, и ее голос был полон ярости и почти животного страха. — Он хочет не усмирить, а уничтожить меня! Запереть в вечной клетке! Носитель, не слушай ее! Она — потомок предательницы! Она хочет завершить то, что начала ее прародительница!»
Ее паническая реакция стала последним доказательством. Она боялась. Не Тепла Арины, которое ее лишь раздражало. Она была в ужасе от Порядка.
— Значит, Ключ Льда — это не просто артефакт холода, — я проговорил это вслух, скорее для себя, складывая факты. — Это воплощение абсолютного, незыблемого Порядка. Он не сможет излечить меня. Но он сможет «заморозить» хаос внутри меня. Ввести мой голод в состояние стазиса. Запереть зверя в клетку из идеального льда.
Это было не исцеление. Это было сдерживание. Единственный шанс не просто выжить, но и перестать быть монстром, пожирающим самого себя и других.
Я смотрел на север, туда, куда тянул меня голод. И впервые за долгое время видел не просто «еду». Я видел цель. Не просто победить врага. А найти лекарство. Вернее, клетку.
— Ошейник, — хрипло повторил я, и на моих губах сама собой расползлась кривая, уродливая усмешка. — Звучит… заманчиво.
Впервые за эти кошмарные дни у меня появилась не просто тактическая задача, а личная, отчаянная надежда. Надежда не на спасение души — на это я уже не рассчитывал. А на то, чтобы хотя бы запереть своего внутреннего зверя, прежде чем он сожрет меня окончательно. Мой поход на север обрел новый, куда более глубокий и страшный смысл. Я шел не убивать. Я шел за своим ошейником.
Глава 21
Разговор на стене оставил во рту привкус, похожий на смесь пепла и битого стекла. «Ошейник». Звучало, конечно, заманчиво, как пожизненный абонемент в морг. Может, еще и поводок дадут, цвет предложат выбрать. Тем не менее, впервые за всё это время у меня появилась не просто тактическая задача, а личная, отчаянная цель, не связанная с банальным выживанием. Найти «Ключ Льда». Запереть своего внутреннего зверя, прежде чем он сожрёт меня окончательно. Вот только этот квест, чтоб его, шёл с таймером, и песочек в часах не просто сыпался — он лился непрерывной, безжалостной струей.
Физическая оболочка, которую Арина из последних сил кое-как «заштопала», продолжала расползаться по швам, и наши так называемые сеансы «терапии» превратились в изощренную пытку для нас обоих. Для меня — системный сбой, когда по всем внутренним схемам, уже привыкшим к минусу, вдруг пускают яростный, чужеродный плюс; разряд, от которого хотелось выть, вцепившись зубами в подушку. Для неё — мучительное объятие с куском сухого льда, пока мой внутренний холод жадно высасывал из неё тепло и жизнь. После каждого такого «сеанса» она отшатывалась, бледная, как сметана, с синевой у губ, и ещё полдня куталась в плащ, пытаясь унять дрожь. А эффект становился всё короче, и голод, этот сосущий, ледяной вакуум под рёбрами, уже не затаивался — он нагло и требовательно напоминал о себе, скребясь изнутри.