— Фиксирую создание локализованного поля типа «Жизнь». Эффективность против аномалии «Серая Хворь»… тридцать семь процентов, — безэмоционально констатировала Искра. — Поле нестабильно. Энергозатраты объекта «Арина» превышают норму на тысячу двести процентов. Прогнозируемое время коллапса защитной структуры — три минуты сорок секунд. Я бы на твоем месте поторопился, а то придется снова меня кормить. А я, знаешь ли, сегодня уже плотно поужинала.
Спасибо, подруга, за точные расчеты. У меня есть три с половиной минуты, чтобы придумать, как спасти мир. Или хотя бы наши задницы. Отлично. Прекрасно.
Однако защита давалась ей чудовищной ценой. Ее лицо, и без того бледное, стало почти прозрачным, восковым, будто из-под кожи ушла вся кровь. По подбородку тонкой струйкой потекла кровь из носа, а вытянутые вперед руки, поддерживающие дрожащее поле, тряслись от нечеловеческого напряжения. Ее кокон постоянно «таял» по краям, покрываясь трещинами, и ей приходилось вливать в него все новые и новые порции жизненной силы, сгорая, как свеча, зажженная с двух концов. Она была живым щитом, который своим телом закрывал амбразуру, чтобы дать мне, главному специалисту по решению нерешаемых проблем, эти самые драгоценные три с половиной минуты.
Находясь в прямом контакте с «Хворью», она получила то, чего не мог получить никто другой, — понимание. Ее лицо исказилось не от боли — от внезапной, ужасающей догадки. Она резко повернула голову ко мне; взгляд ее был ясным, лихорадочно-блестящим.
— Это не просто магия, Михаил… — ее голос был слаб, но тверд, как сталь. Каждое слово давалось ей с видимым трудом. — Это не проклятие. Это… алгоритм. Холодный, точный, как часы. Запрограммированное разрушение. Оно находит жизнь… и дает ей команду… самоуничтожиться.
Она закашлялась, сплевывая на пол сгусток крови, и снова вцепилась в свой дрожащий щит.
Алгоритм. Программа. Самоуничтожение.
Эти слова, понятные только мне в этом проклятом мире, ударили по мозгам, как разряд дефибриллятора. Весь хаос, вся паника, вся эта средневековая чертовщина вдруг встали на свои места. Я смотрел не на магию — я смотрел на технологию. На идеальное, мать его, нанооружие, которое работает на фундаментальном, клеточном уровне. И в этот момент вся моя прошлая жизнь, все мои знания, весь мой опыт военного аналитика, который до этого казался здесь бесполезным атавизмом, вдруг обрели смысл.
Я пришел в себя.
Алгоритм. Программа. Самоуничтожение.
Эти три слова, брошенные Ариной, стали для меня ключом зажигания. В голове будто щелкнул тумблер, переключая режим с «выжить любой ценой» на «анализируй и препарируй». Весь этот средневековый балаган, вся эта магия и чертовщина вдруг потеряли свой мистический флер. Передо мной была не непостижимая хворь, а сложная, но подчиняющаяся своим законам система. Вражеская технология. А если у нее есть законы, значит, в них можно найти лазейку.
— Три минуты десять секунд до коллапса защитного поля, — бесстрастно отчеканила у меня в голове Искра.
— Хватит, — мысленно рявкнул я. — Отставить панику. Переходим в режим «лаборатории». Мне плевать на ауры, на потоки, на весь этот ваш эзотерический бред. Мне нужна чистая, незамутненная физика. Поняла?
— Концепция «эзотерический бред» не определена. Это приказ игнорировать нематериальные энергетические поля и сосредоточиться на структурном анализе аномалии?
— Именно. Рассматривай эту дрянь не как заклинание, а как машину. Микроскопическую, но машину. Мне нужен ее чертеж, ее принцип работы, ее протокол связи. Полный реверс-инжиниринг. Живо!
Сев на пол и привалившись спиной к бессознательному телу Ратмира, чтобы унять дрожь в ногах, я закрыл глаза. Кокон Арины, наш островок жизни, отрезал меня от внешнего хаоса, создавая идеальные условия для работы. Мир исчез; осталась только задача.
В моем сознании больше не было ни тронного зала, ни перепуганных лордов. Вместо них развернулось привычное рабочее пространство, как на экранах моего служебного компьютера, — темное, пустое, на котором тут же начали появляться диаграммы, графики и блок-схемы. Искра, получив четкую, понятную ей команду, заработала на пределе своих новых, пугающих возможностей.
Вместо того чтобы сканировать магию, она начала анализировать саму «Серую Хворь». И выстраивающаяся у меня в голове картинка была до омерзения знакомой. Вместо облака тумана передо мной был рой. Миллиарды микроскопических, почти не имеющих массы частиц, где каждая — не просто сгусток энергии, а сложнейший, структурированный механизм. Магические наномашины, чтоб их.
Принцип их работы до омерзения напоминал настоящий вирус. Вместо того чтобы атаковать в лоб, они действовали хитрее. Каждая частица, сталкиваясь с живой клеткой, вела себя, как хакер, подбирающий пароль: не пробивала и не сжигала, а находила в клеточной мембране «порт», точку входа, и просачивалась внутрь. А дальше начиналось самое интересное.
Наномашина находила «ядро» клетки, ее «командный центр» — то, что в этом мире, видимо, отвечало за жизненную программу. Метафорическую ДНК. И, добравшись до нее, она не стирала информацию — она ее дополняла. Вписывала в существующий код одну-единственную, короткую и абсолютно неотвратимую команду: «Апоптоз. Немедленное, каскадное самоуничтожение».
Клетка, получив этот приказ от собственного «мозга», не сопротивлялась — она его выполняла. Начинала сама себя разбирать на запчасти, распадаясь на ту самую серую пыль. Идеальное убийство, где жертва убивает сама себя, а оружие лишь отдает приказ. И что самое паршивое, в процессе распада высвобождалась энергия, которая тут же шла на репликацию самого вируса, создавая новые наномашины. Это была не просто болезнь, а самовоспроизводящаяся фабрика по производству смерти.
— Гениально, — вырвалось у меня невольно. — Чистая, незамутненная инженерная мысль. Никакой лишней мишуры. Просто и эффективно.
— Согласна, — отозвалась Искра. — Протокол крайне элегантен в своей простоте. Вероятность сбоя — менее одной миллионной процента. Создатель этой системы обладал глубоким пониманием фундаментальных законов жизни. Или нежизни. Мне нравится его стиль. Очень лаконично.
Я проигнорировал ее восторги. Теперь, когда я понимал, как это работает, оставался главный вопрос: как это остановить? В моем сознании вырисовывалась блок-схема вражеского алгоритма. Вот «сканер цели», вот «проникновение», вот «внедрение кода». Все шло по цепочке, без сбоев. Однако в любой, даже самой идеальной программе, есть уязвимость. Не ошибка, а именно уязвимость. «Бэкдор», который разработчик оставляет для себя — для контроля, для отладки, для экстренного отключения. Нужно было его найти.
— Искра, полный анализ кода. Ищи не ошибки — ищи аномалии. Нелогичные связки, избыточные команды, пустые переменные. Все, что выбивается из этой идеальной, смертоносной простоты. Мне нужен ключ. Пароль администратора.
Мир в моей голове снова преобразился. На смену блок-схемам пришли бесконечные строки кода, написанного не на С++, а на языке рун, символов и энергетических импульсов. Я не понимал его, зато Искра — понимала. Она просеивала эти данные с чудовищной скоростью, подсвечивая мне аномалии, пока я, используя свою человеческую, нелинейную логику, пытался сложить из них общую картину. Это была самая сложная задача в моей жизни. Гонка со временем, где на кону стояло все. Я окончательно перестал быть солдатом, превратившись в программиста, который в прямом эфире, под дулом пистолета, пытается взломать систему запуска ядерных ракет. И таймер на бомбе уже показывал последние секунды.
Время в моем внутреннем «рабочем пространстве» текло иначе. Секунда в реальном мире растягивалась в бесконечность, пока Искра перемалывала терабайты чужеродной информации. Я видел код этой дьявольской программы, видел его логику, его безупречную, смертоносную элегантность. И я понимал: бороться с ним, как это делала Арина, — все равно что пытаться остановить танк, бросая в него цветы. Ее жизненная сила, ее светлая магия — это было то, на чем работал этот вирус. Она не лечила — она его кормила, подбрасывая дрова в топку апокалипсиса.