Поздно вечером, когда все наконец разошлись, матерясь вполголоса, но приняв мой план как единственно возможный, она сама нашла меня в библиотеке. Арина. Не садясь, она подошла к столу и уперлась в него руками, глядя на меня в упор.
— Ты используешь их как пушечное мясо, — в ее голосе не было вопроса, лишь утверждение. — Отвлекающий маневр Ратмира — это самоубийственная миссия.
— Это война, — отрезал я, не отрываясь от книги. — В ней есть допустимые потери. Его отряд отвлечет на себя основные силы. Шансы на успех нашей группы возрастут. Расчет верен.
— Расчет⁈ — она почти зашипела. — Ты говоришь о живых людях! Что с тобой стало? Что сделала с тобой эта… вещь? — она кивнула на мой меч, прислоненный к креслу.
Я медленно поднял голову. Лицо ее было бледным, однако в глазах горел гнев. Не жалость, а злость. И это, пожалуй, было честно.
— Она сделала меня эффективным, — мой голос звучал ровно, безэмоционально. — Убрала все лишнее: страх, сомнения, жалость. Все, что мешает принимать правильные, хоть и жестокие, решения. Хочешь знать, что я чувствую? Ничего. Пустоту. Ледяной, звенящий вакуум, который постоянно требует топлива, чтобы я окончательно не распался. И этот голод — единственное, что сейчас придает мне сил.
Я смотрел ей прямо в глаза, не пытаясь ничего скрыть. Не откровение — констатация факта. Диагноз. Она долго молчала, а потом тихо, почти шепотом, произнесла:
— Ты не машина, Михаил. Перестань пытаться ей стать.
Развернувшись, она ушла, оставив меня наедине с этой простой, но невыполнимой теперь задачей.
Снова уткнувшись в гроссбух, я понял, что передо мной не просто бухгалтерская книга, а дневник параноика, полный шифров, намеков и обрывков чужих мыслей.
— Искра, полный анализ. Ищи нестыковки, повторяющиеся символы вне основного шифра, маркеры, которые автор мог оставить для себя, — мысленно приказал я.
— Задача сложная, — отозвалась она. — Шифр многоуровневый, с плавающим ключом. Потребуются значительные вычислительные ресурсы.
— Я заплачу, — коротко ответил я.
Внутренний холод сжался в тугой, болезненный узел, когда я направил поток своей энергии в меч. Искра «загудела», как перегруженный сервер, и на моем мысленном экране замелькали строки кода. Расшифровка превратилась в долгую, мучительную работу по подбору ключей, где каждая неудачная попытка отзывалась в теле приступом ледяной тошноты. Через несколько часов, когда я уже был на грани, Искра наконец выдала результат.
— Обнаружен скрытый слой данных. Это не отчеты. Это… личные записи. Фрагменты. Автор цитирует некие древние тексты Ордена. Концепция… мироздания.
Извлеченное не походило на стройные знания — скорее на безумные, пугающие обрывки, вырванные из контекста. В них не встречалось слов «Ключ Жизни» или «Ключ Пустоты». Вместо этого — поэтические, полные фанатичного ужаса метафоры. «Великое Тепло, что породило скверну плоти». «Изначальный Голод, что очистит мир от болезни бытия». И среди этих строк, как заноза, — упоминание третьего, ненавистного им элемента. «Ледяной Порядок. Стазис, что предал Голод, ибо стремится не уничтожать, а сохранять. Великая Ошибка. Аномалия, которую должно исправить».
Я не получил ответов. Я получил еще больше вопросов. Но среди этого безумия уловилось главное: мое состояние — чудовищный дисбаланс, вызванный «Изначальным Голодом». И где-то в этом проклятом мире существовал противовес. Не противоположность, а именно противовес. «Ледяной Порядок». Что бы это ни было, в этом и заключался мой единственный, призрачный шанс не просто выжить, а, возможно, снова стать… целым.
Ночь перед выступлением стала самой длинной в моей жизни. Пока остатки моего «союза» пытались забыться в тревожном сне, я стоял у высокого окна в своих покоях, глядя на черную, неживую воду озера. Когда напряжение, державшее меня в тонусе весь день, наконец спало, на его место пришла она. Расплата.
«Подзарядки» от сожранного хмыря из Ордена хватило ненадолго. Словно в бак гоночного болида залили стакан бензина — ровно на то, чтобы доехать до пит-стопа. Проснувшись, дремавший до этого внутренний голод не просто вернулся — он обрушился с утроенной силой. Фоновый холод в груди превратился в активную, агрессивную черную дыру, с аппетитом пожирающую меня изнутри.
Подняв руку к тусклому лунному свету, пробивающемуся сквозь решетку, я замер. Прошиб ледяной пот. Пальцы снова стали полупрозрачными, мерцающими, как плохая голограмма, и сквозь них проступал темный силуэт оконной рамы. Жизнь не просто утекала — я, чтоб его, видел, как это происходит. Моя физическая оболочка, не выдерживая внутреннего вакуума, начала распадаться. На этот раз вместо паники пришло холодное, отстраненное принятие. Кажется, доигрался. Если на той базе Ордена не найдется «еды», эта самоубийственная операция станет для меня последней. В самом буквальном смысле.
— Анализ состояния носителя. Уровень структурной целостности физической оболочки — семьдесят два процента. Прогнозируемое время до каскадного распада при текущей динамике — три часа двенадцать минут, — бесстрастно отчеканила Искра. — Рекомендую найти источник питания. Срочно. Или хотя бы перестать так эффектно стоять у окна и начать что-то делать.
Дверь в покои тихо скрипнула. Я не обернулся. Знал, кто это.
Арина вошла в комнату, остановившись в нескольких шагах позади. Ее присутствие ощущалось не теплом, а аномалией в моем холодном, упорядоченном мире. Источником помех, сбивающим внутренние «настройки».
— Уйди, — прохрипел я, не поворачиваясь. Голос вышел чужим, плоским. — Тебе не стоит здесь находиться.
— Я видела твои руки, — ее голос был тихим, но упрямым. Она сделала еще шаг. — Ты… таешь.
— Капитан Очевидность передает тебе привет, — кривая усмешка застряла в горле ледяным комком. — Еще пара часов, и от твоего ручного чудовища останется только горстка пыли и плохое настроение. Так что уходи, пока я случайно не попытался тобой «подзарядиться». Инстинктивно.
Я не угрожал — лишь констатировал факт. Мой внутренний зверь был голоден, и ее жизненная сила сейчас пахла для него, как свежий стейк для волка.
Проигнорировав предупреждение, она подошла почти вплотную. Мой внутренний холод тут же отреагировал на ее тепло — два зверя, готовящиеся к прыжку.
— Я читала книгу, — сказала она, и стало ясно, что эти часы она провела не в праздности. — Читала те записи, которые ты расшифровал. Я не понимаю всех твоих «анализов», но я чувствую то, о чем там написано.
Она замолчала, подбирая слова.
— То, что во мне, они называют «Великим Теплом». То, что в тебе, — «Изначальным Голодом». Они не могут существовать вместе. Когда я пытаюсь тебя «лечить», я лишь кормлю твоего зверя. Это как тушить пожар маслом.
Я медленно повернулся. В полумраке ее лицо казалось высеченным из мрамора, однако в глазах горела не жалость, а лихорадочная, почти безумная сосредоточенность исследователя, нашедшего решение нерешаемой задачи.
— Но ты упустил главное, Михаил, — она смотрела на меня в упор. — Ты искал логику, а нужно было искать противоречие. Почему они так ненавидят третий элемент? Почему так боятся «Ледяного Порядка»?
Я молчал, а она продолжала, и ее голос набирал силу:
— Потому что он — не противоположность. Он — противовес. Он не борется с Голодом, он его… упорядочивает. Не уничтожает хаос, а загоняет его в рамки. В структуру. Как вода, которая становится льдом.
Она сделала последний шаг и протянула руку не ко мне, а к моему мечу, прислоненному к стене. Ее пальцы замерли в сантиметре от черных, пульсирующих вен на клинке.
— Тебе нужен не огонь, чтобы растопить твой лед. Тебе нужен другой лед. Идеальный. Чтобы твой внутренний хаос не сожрал тебя, его нужно заморозить. Ввести в стазис.
Ее взгляд впился в мой.
— Забудь про «подзарядку». Это путь в никуда. Ты будешь становиться все голоднее и все дальше от себя. Нам нужна не еда для твоего зверя. Нам нужен ошейник для него. И этот ошейник — Ключ Льда.