Глава 19
Уставившись на Арину, я почувствовал, как мой мозг, привыкший все раскладывать по полочкам, выдал ошибку 404. Страница не найдена. «Ошейник», «Ключ Льда», «стазис»… Все это звучало, как набор случайных слов из генератора названий для дешевого фэнтези. Началось в колхозе утро. Кажется, принцесса окончательно поехала кукухой на фоне стресса.
— Ошейник? — я издал звук, похожий на скрежет ржавого железа. — Серьезно? Мне еще поводок нужен и команда «к ноге!». Ты, принцесса, давай без этих твоих метафор. У меня тут, знаешь ли, не поэтический кружок, а намечается полное форматирование диска C с последующим размагничиванием.
Махнув рукой, той самой, что сжимала Искру, я замер. Сквозь полупрозрачную, мерцающую кожу ладони отчетливо проступали трещины в грязной столешнице. Не просто контуры — каждая, мать ее, заноза. Моя физическая оболочка не просто «таяла» — она превращалась в плохую голограмму, которую какой-то криворукий сисадмин забыл выключить.
Арина, однако, спорить не стала. Вместо этого она сделала то, чего я боялся больше всего. Шагнула ко мне.
— Не подходи, — прошипел я, инстинктивно отшатываясь. — Я серьезно.
Но она была из тех, кто сначала делает, а потом, может быть, думает. Если вообще думает. Проигнорировав мое предупреждение, она протянула руку не ко мне, а к моей руке, все еще похожей на глюк в компьютерной игре.
— Я не собираюсь тебя «лечить», Михаил, — ее голос был тихим, но упрямым, как у сапера, который режет красный провод, будучи уверенным в своей правоте. — Я просто хочу, чтобы ты понял.
Ее пальцы коснулись моих.
И мир взорвался болью.
Ничто на свете не походило на это. Два оголенных высоковольтных провода, брошенные в ведро с соленой водой. От места касания ударил разряд — короткая, злая синяя искра, видимая даже в тусклом свете. Воздух между нашими руками зашипел, будто на раскаленное железо плеснули маслом.
Меня обожгло теплом — не приятным, не согревающим, а яростным, чужеродным, как струя из паяльной лампы. Мой внутренний ледник взвыл от ярости, и холод в груди сжался в такой тугой, болезненный комок, что я едва не согнулся пополам. В то же время ее ударило холодом. Краска схлынула с ее лица, ставшего цвета старого снега, а по руке, до самого плеча, пробежала волна гусиной кожи. Вскрикнув, она отдернула руку, будто коснулась куска сухого льда.
Мы стояли, тяжело дыша, и смотрели друг на друга. Эксперимент, чтоб его, удался. Наглядно, доходчиво и до одури больно.
— Вот, — выдохнула она, растирая свою замерзшую руку. — Теперь ты понял? Твоя Пустота пожирает мою Жизнь, а моя Жизнь — выжигает твою. Мы не можем существовать вместе. Это не ошибка, Михаил. Это магия, заложенная в саму основу этого мира.
Она не объясняла — она ставила диагноз. Холодно, безжалостно, как патологоанатом, вскрывающий причину смерти.
— То, что ты впустил в себя, — это не просто сила. Это программа. Алгоритм чистого, концентрированного Хаоса, который они называют «Изначальным Голодом». Он не просто высасывает из тебя энергию, он переписывает твой исходный код на фундаментальном уровне, превращая материю в ничто. Твое тело, твоя душа, твоя собственная жизненная сила — для него просто питательная среда. И если его не остановить… от тебя не останется даже пыли. Просто дыра в пространстве.
Картина, и без того паршивая, приобрела оттенок полного, беспросветного фиаско. Я опустил взгляд на свой меч, черные, уродливые вены на котором голодно и требовательно пульсировали.
В этот момент в моей голове раздался голос. Не прежний, подростковый, а новый. Ровный, холодный, синтетический.
— Анализ подтвержден. Объект «Арина» излагает корректную теорию. Процесс аннигиляции физической оболочки носителя запущен. Текущая структурная целостность: шестьдесят восемь процентов. Прогнозируемое время до каскадного распада — два часа пятьдесят четыре минуты. Рекомендую принять меры.
По спине проскрежетал состав с замороженным чугуном. Это была Искра. Моя новая, «прокачанная» Искра. И ее бесстрастный, машинный тон пугал больше, чем все вопли Орлова и «Серая Хворь» вместе взятые.
— Меры? — хрипло переспросил я, обращаясь то ли к ней, то ли к Арине. — Какие, к черту, меры? Спеть песню и сдохнуть с достоинством?
— Нет, — Арина снова впилась в меня взглядом, в котором горел лихорадочный огонь. — Перестать мыслить, как воин, и начать мыслить, как… ты. Как инженер. Противовес, Михаил! Идеальная структура, которая не будет бороться с твоим хаосом, а загонит его в рамки! Ключ Льда — это не магия холода, это магия Порядка. Абсолютного, незыблемого стазиса. Он не вылечит тебя. Он тебя «заморозит», введет твоего внутреннего зверя.
Замолчав, она оставила меня наедине с этой мыслью. Я посмотрел на свою полупрозрачную руку. На меч, который теперь был частью меня. На эту упертую девчонку, которая, кажется, только что нашла единственный выход из этой безнадежной ситуации. Выход, который был еще безумнее, чем сама проблема. Найти мифический артефакт, чтобы запереть в себе другого мифического зверя.
И это был мой единственный, чтоб его, шанс.
— Единственный шанс… — пробормотал я, и в этот момент меч в моей руке дернулся.
Не просто завибрировал — дернулся, как живое существо, с такой силой, что я едва не выронил его. Вспыхнув не светом, а абсолютной, поглощающей тьмой, черные, уродливые вены на клинке испустили волну ледяного ужаса. Это был не физический холод. Волна чистой, концентрированной воли заставила Ратмира в углу невольно вжать голову в плечи, а Арина, стоявшая рядом, пошатнулась, будто ее ударили.
Синтетический голос в моей голове, к которому я уже начал привыкать, вдруг пошел помехами, как старая радиостанция, которую пытаются заглушить. «Ре-ре-рекомендую… сис-системный сбой… перезагруз…» — проскрежетало у меня в мозгу, а потом наступила оглушительная тишина.
И тогда он заговорил.
Не мужской и не женский, а просто… голос. Глубокий, спокойный, лишенный эмоций, но при этом живой. В нем не звучало ни детского любопытства, ни подростковой иронии, ни машинной бесстрастности. Только усталость. Бесконечная, вселенская усталость существа, которое не спало вечность и только что с трудом разлепило глаза.
«Она права, Носитель».
Я аж поперхнулся. В голове воцарился белый шум. Мой хваленый аналитический ум, только что пытавшийся обработать новую переменную под названием «Ключ Льда», столкнулся с чем-то, для чего в его картотеке не было даже папки. Не галлюцинация. Слишком реально.
— Ты… кто? — вырвалось у меня вслух. Ратмир в углу дернулся и уставился на меня, как на полного идиота.
Вместо ответа меч в моей руке снова полыхнул тьмой, и в сознании взорвались образы.
Эта паршивая, сырая комната исчезла. Меня швырнуло в беззвездную пустоту, заставив висеть в первом ряду на представлении, от которого мой мозг грозил утечь через уши. Передо мной, как два исполинских, дерущихся за последнюю порцию пельменей божества, сталкивались две силы. Ослепительная, яростная, золотая вспышка — Хаос созидания, «Великое Тепло» — рождала и тут же гасила целые галактики. В то же время бездонная, всепожирающая чернота — Хаос разрушения, «Изначальный Голод» — всасывала эти галактики, как пылесос.
Их вечная, бессмысленная война была самим дыханием вселенной. Вдох и выдох. Рождение и смерть.
А потом я увидел третью силу.
Она не воевала, не творила и не разрушала. Она просто была. Идеальная, бесконечная, кристаллическая решетка, от которой веяло таким абсолютным, незыблемым покоем, что хотелось выть. Она не мешала им — она их ограничивала. Замораживала. Превращала их дикий, неконтролируемый танец в строгий, выверенный ритуал. «Ледяной Порядок».
Видение схлопнулось так же внезапно, как и появилось, швырнув меня обратно в мое мерцающее, распадающееся тело. Пытаясь унять дрожь, я тяжело дышал.
«Я — Голод, Носитель, — снова раздался в голове этот древний, усталый голос. — А та девчонка — искра Тепла. Мы — двигатель этого мира. Он же, — в голосе проскользнуло что-то похожее на презрение, — он — тормоз. Ошибка. Стазис, который мешает нашей вечной игре. И именно поэтому он — твой единственный шанс».