— Здесь… ничего нет, — прошептала Арина, и ее голос дрогнул. С отвращением она смотрела на землю, где мелкие камни под копытами ее коня не безвольно лежали, а выстраивались в идеальные, повторяющиеся геометрические узоры. — Ни жизни, ни смерти. Просто… ноль.
И она была права. За пеленой обыденного мира мое новое, уродливое зрение различало не просто пустоту, а реальность, из которой вычистили весь «шум»: никаких блуждающих потоков энергии, никаких аномалий. Лишь строгие, выверенные, как на чертеже, силовые линии, сходящиеся в одной точке где-то впереди. Вокруг простиралась не природа. Архитектура.
На исходе второго дня мы вышли к ней. К Цитадели.
Она не стояла на горе — она была горой. Исполинское, монолитное сооружение из того же черного, поглощающего свет камня, идеально вписанное в окружающий ландшафт. Ни башен, ни бойниц. Только голые, отвесные стены, уходящие в свинцовые облака, и гигантские, абсолютно гладкие ворота.
— Разведка, вперед! — скомандовал Ратмир, хотя в его голосе не было прежней уверенности. На лице опытного тактика отразился весь абсурд штурма такой крепости. «Что я прикажу им делать? — читалось в его взгляде. — Кидать камни?».
Двое его самых шустрых бойцов метнулись к подножию стены, пока остальные ощетинились клинками.
— Магистр, это не механизм! — выкрикнул Елисей. Подбежав к воротам, он замер; его посох в руках мелко дрожал. — Здесь нет ни шестерен, ни противовесов! Они… они цельные! Это невозможно!
— Отставить, — мой холодный голос заставил всех замереть. — Разведка не понадобится.
Ратмир обернулся, на его лице отразилось откровенное недоумение.
— Но, Магистр…
— Они нас ждут, воевода. — Я сделал шаг вперед. — Они нас все это время вели.
И в тот же миг гора вздохнула.
Низкий, утробный, вибрирующий гул пронесся по ущелью, заставив землю под ногами мелко задрожать. Гигантские, казавшиеся монолитными, ворота, на которых не было ни швов, ни петель, без единого скрипа начали расходиться в стороны, открывая проход в абсолютную, бархатную тьму.
Никто не кричал. Никто не атаковал. Нас просто… впускали.
— Что за… чертовщина? — выдохнул Игнат, в его голосе слышался суеверный ужас.
— Там… никого нет, — прошептала Арина, широко распахнув глаза. — Ни стражи, ни ловушек. Только… пустота. Будто дом пуст, но хозяин ждет за дверью.
Они не просто ждали. Они приглашали. И от этого вежливого, безмолвного приглашения становилось в тысячу раз страшнее, чем от любой засады.
Не ловушка. Хуже.
Приемная.
Распахнувшиеся, как пасть доисторического зверя, ворота не манили — они всасывали. Тьма за ними оказалась не просто отсутствием света, а чем-то плотным, густым — казалось, зачерпни ее ладонью, и она стечет сквозь пальцы холодной, маслянистой жижей.
Мой отряд замер, но не от паралича ужаса — в воздухе повисла напряженная пауза перед прыжком в неизвестность.
— Построиться клином! Щиты вперед! — прорычал Ратмир. Его голос, хоть и хриплый, прозвучал как удар молота по наковальне, возвращая людям остатки самообладания. С лязгом сбившиеся в кучу солдаты выстроились за его спиной. Абсурдность стандартного боевого порядка перед лицом такой угрозы лишь подчеркивала их отчаянную решимость: не зная, что делать, они делали то, что умели.
Сделав шаг вперед, Арина с сосредоточенным лицом вытянула руку. С ее пальцев сорвалась тонкая золотистая нить жизненной силы, устремившись во тьму прохода. Однако, не долетев и пары метров, нить зашипела, как брошенная в воду сигарета, и растворилась. Всосалась без следа.
— Там пустота, — прошептала Арина, отдергивая руку. — Она пожирает любую энергию.
— Это не замок, Магистр! — подал голос Елисей. Он не прятался, наоборот, подошел к самому краю ворот, и в его глазах горел лихорадочный огонь исследователя. — Эти символы по периметру… не руны. Это язык самих Архитекторов. Они не строили замков… они возводили тюрьмы.
Я же просто стоял и боролся с собой. Внутренний зверь не просил — он выл, рвался наружу. Голод ударил с такой силой, что в глазах потемнело; звало нечто большее, чем просто еда. Звал дом. Искушение оказалось почти невыносимым, и, чтобы не броситься в эту тьму, как наркоман к дозе, я до боли в костяшках вцепился в рукоять меча.
— Ловушка это или нет — у нас нет другого пути, — произнес я ровно, хотя под этим спокойствием скрывалось чудовищное напряжение. Дело было не в геройстве — я трезво понимал, что если останусь здесь еще на минуту, сожру своих же людей.
Не говоря больше ни слова, я двинулся вперед. Один. Мои шаги по гладкому, как лед, камню не отдавались эхом, утопая в вязкой тишине. Каждый шаг требовал усилия, будто я брел по болоту, а не по ровной поверхности.