Никто из нас не шелохнулся. Ратмир только крепче стиснул рукоять своего меча, Елисей вжал голову в плечи, а Арина, наоборот, выпрямилась, будто готовясь к удару. Я же просто наблюдал. Шоу обещало быть интересным.
Кассиан остановился в нескольких шагах от своих измотанных воинов. Он не стал спрашивать, что случилось. Он не выказал ни удивления, ни сочувствия. Он просто ждал.
Тот адепт, что держался на ногах, сделал шаг вперед, но тут же пошатнулся. Его тело сотрясала мелкая дрожь.
— Лорд-Хранитель… — его голос, обычно ровный, теперь срывался и хрипел, проходя через поврежденный вокодер. — Внешний мир… он ответил. Наши дозоры… их больше нет. Всех…
Он замолчал, пытаясь перевести дыхание. Кассиан сделал едва заметное движение рукой.
— Говори, — его голос был тихим, но от этого приказа даже у меня по спине пробежал холодок.
— Легионы… Огонь… Везде… — Адепт затряс головой, его речь была рваной, сбивчивой. — Инквизитор… он… он с ними!
Вот это уже было интересно. Я ожидал чего угодно, но не этого. Союз Валериуса с кем-то, кроме его собственного отражения в зеркале? Маловероятно. У него же аллергия на всех, кто дышит без его письменного разрешения.
— Уточняю, — произнес Кассиан, и его голос заставил адепта замолчать. Он подошел к раненому и легко коснулся пальцами его расколотой маски. Адепт дернулся, но замер. — Легат Голицын, — произнес Кассиан уже не спрашивая, а констатируя, словно читал сводку с невидимого экрана. — Поняв, что потерял контроль над своей «инвестицией», он пошел на крайние меры.
Я почувствовал, как внутри что-то неприятно екнуло. Голицын. Этот хитрый, как сто лис, царедворец. Он не из тех, кто прощает потерю контроля. Он скорее сожжет всю шахматную доску, чем признает, что проиграл фигуру.
Кассиан убрал руку.
— Он заключил временный союз с Инквизицией, — холодно закончил он мысль своего воина.
В зале повисла такая тишина, что я, кажется, услышал, как у Елисея за спиной щелкнули зубы. Он не просто уронил челюсть, он пробормотал, глядя в пустоту:
— Невозможно… Энергетические матрицы их полевых алтарей несовместимы с имперскими тактическими построениями. Это приведет к… каскадному резонансу!
— Видимо, они нашли решение, юный техник, — мой сарказм прозвучал неуместно, но я не сдержался.
— Он дал им то, чего у них никогда не было, — снова заговорил адепт, чуть придя в себя. Его голос все еще дрожал. — Ресурсы. Арсеналы, логистику… Он отдал под командование Валериуса два полных легиона…
— «Грифоны»… — прошептал за моей спиной Ратмир. В его голосе не было удивления, была глухая, черная ненависть. — И «Волчья Сотня». Мой отец служил с «Грифонами». Предатели присяги…
«Не предатели, — тихо поправила Лия у меня в голове. — Солдаты. Голицын не просто отдал им армию. В сводках перехваченных сообщений упоминается „совет командиров“ во главе с генералом Тарасовым, человеком Легата. Двойная система управления. Хитрый ход. Он пытается держать поводок на бешеной собаке, которую сам же и спустил».
А вот это уже было больше похоже на правду. Не просто отдать, а «одолжить», поставив своего смотрящего. Это в стиле Голицына.
— Они объединили силы, — закончил адепт, и его плечи окончательно опустились, будто из него выпустили весь воздух. — Инквиторы и их фанатики теперь ведут за собой закованных в сталь легионеров. У них знамена, осадные машины… Это не армия. Это… это нечестивый союз. Крестовый поход, рожденный в кабинетах интриганов и освященный безумцами. И он уже здесь. У наших границ.
«Священный поход». Это слово повисло в ледяном воздухе, как топор палача. Я смотрел на измотанных адептов, на Ратмира, чье лицо превратилось в каменную маску, на Арину, которая, казалось, перестала дышать. И понимал, что дела наши плохи. Не просто плохи — они достигли той стадии, которую в моем старом мире описывали короткой, но емкой фразой: «полный пиздец».
— Их цель? — В голосе Кассиана не дрогнул ни один мускул, будто он спрашивал не о надвигающемся армагеддоне, а о прогнозе погоды на завтра.
Раненый адепт со сломанной маской издал какой-то булькающий смешок.
— Цель? У них нет цели. У них есть вердикт…
Не дав ему договорить, Кассиан поднял руку. Воздух в центре зала замерцал и сгустился, превращаясь в мутное, дрожащее марево. Голограмма. Считанная прямо из памяти раненого, из его свежего, кровоточащего ужаса.
Картинка была рваной, искаженной помехами, но от этого не менее жуткой. Мы увидели долину у подножия гор, выжженную до серого пепла. Фигуру в черном одеянии Ордена, вышедшую вперед под белым флагом, — его движения были выверенными, полными достоинства. Навстречу ему — бесконечные ряды легионеров, стальная река под серым небом. Перед ними — жрец в золотой маске, похожей на безглазое солнце. Он не стал слушать. Он просто воздел руки к небу.