Каждое его слово было как удар молота по наковальне. Точное, выверенное, бьющее в самую больную точку. Он не врал. Он не манипулировал. Он просто озвучивал ту правду, которую я и сам только что осознал. Мир, за право быть частью которого я только что боролся с самим собой, приговорил меня к смерти без суда и следствия.
— Я не прошу тебя сражаться за меня, Наследник, — он подошел ближе, и в его голосе появились новые, незнакомые нотки — не искушение, а деловое предложение. — Я прошу тебя сражаться за себя. За свое право на существование, которое они у тебя отняли.
Он остановился прямо передо мной. За моей спиной Ратмир сделал полшага вперед, его рука непроизвольно легла на эфес — инстинкт воина, готового к бою на любой стороне, которую выберет командир. Арина встретилась со мной взглядом, и в ее глазах я прочел одно-единственное, безмолвное, отчаянное слово: «Не смей».
— Я даю тебе командование над восточным флангом обороны, — продолжил Кассиан, игнорируя эту немую сцену. — Даю тебе моих адептов, мои ресурсы, доступ к моим технологиям. Покажи мне, на что способен твой хваленый хаос, когда он загнан в угол. Победишь — докажешь свою правоту. Выживешь — получишь свободу. Проиграешь… что ж, ты просто умрешь, как и собирался. Но умрешь в бою, как воин, а не как жертва, стертая в пыль безликим правосудием.
Шах и мат. Классическая вилка. И этот ледяной ублюдок знал, что я ненавижу играть по чужим правилам. Вариант А — сдохнуть за тех, кто меня ненавидит. Вариант Б — принять командование от того, кого ненавижу я, и доказать, что мой путь чего-то стоит. Он предлагал мне не просто выживание. Он предлагал мне шанс. Шанс на реванш, на удовлетворение гордыни. Шанс использовать всю свою злость, весь свой тактический гений, всю свою чужеродную силу не сдерживаясь.
Он протянул мне руку в черной перчатке, предлагая не союз, а контракт. Техническое задание на выживание.
Должен быть, черт побери, вариант В. Всегда есть вариант В. Даже если для этого придется перевернуть всю доску к чертовой матери. Мозг лихорадочно заработал, перебирая варианты, как суперкомпьютер, ищущий уязвимость в системе.
Я поднял взгляд и встретился с невидимыми глазами Кассиана. Посмотрел на Ратмира, готового исполнить любой, даже самый безумный приказ, и увидел в его взгляде не только верность, но и тяжелую решимость остановить меня, если я перейду черту. Посмотрел на Арину, чьи глаза умоляли меня не становиться тем, против кого она боролась всю свою жизнь, тем, кто разрушил ее мир тысячу лет назад.
А затем снова посмотрел на Кассиана.
И криво усмехнулся. Усмешка получилась злой, усталой и донельзя безумной. И в этой усмешке был мой ответ. Не ему. Себе.
Глава 11
Кривая, вымученная, донельзя безумная усмешка, кажется, намертво впаялась в мою физиономию. Всё. Точка невозврата пройдена. Внутренний спор окончен, прения сторон завершены, и вердикт, вынесенный самому себе, обжалованию не подлежит. Хватит жевать сопли и строить из себя Гамлета уездного разлива. Пора действовать.
Сделав всего один шаг вперед, я нарушил тишину. В оглушающей пустоте зала скрип кожи моего сапога по зеркальному камню прозвучал, как треск ломающейся кости, заставив всех вздрогнуть. За моей спиной Ратмир с шумом, будто включился поршневой насос, втянул воздух, готовясь к прыжку. Арина, до этого похожая на ледяную статую, дернулась; в ее глазах, полных отчаяния, мелькнул страх вперемешку с надеждой — она поняла, что сейчас начнется представление. Даже Елисей, этот новообращенный адепт «оптимизации бытия», оторвавшись от созерцания своего кумира, вылупился на меня, как на внезапно заговорившую табуретку. Его лицо выражало крайнюю степень научного недоумения: аномалия вела себя не по протоколу.
— Знаешь, Кассиан, — мой голос, сорвавшийся с губ, прозвучал на удивление спокойно, даже лениво, будто мы обсуждали погоду, а не судьбу мира, — предложение твое, конечно, царское. Прямо как вечная жизнь, которую цыганка на вокзале за сто рублей предлагает. Звучит красиво, хотя на деле — либо сглаз, либо кошелек сопрут.
Под его маской напрягся воздух. Он не показал этого, однако я, как старый связист, нутром почуял изменение в эфире. Его безупречная система столкнулась с иррациональным, незапланированным сбоем. Со мной.
— Твоя логика несовершенна, — отозвался он, и голос его был холоден и ровен, как лезвие гильотины. — Ты выбираешь гарантированное уничтожение вместо выживания. Эмоции застилают твой разум.
— Анализ, — вклинилась в мои мысли Искра с непосредственностью пятиклассницы, комментирующей фильм. — Он прав. Твой коэффициент иррациональности превышает допустимые нормы на триста сорок процентов. Это как прыгать с крыши, чтобы доказать гравитации, что она не права. Предлагаю хитрый план: согласись, а когда он подойдет поближе, чтобы пожать руку, ткни его в глаз. Это будет очень смешно!