Парень, который до этого трясся от страха, подскочил на месте.
— Да, Магистр?
— Мне нужна иллюзия. Что-нибудь… невозможное. Абсолютно нелогичное.
Елисей уставился на меня, как на полного психа.
— Например?
— Кристальный лотос. Огромный, распускающийся прямо в воздухе. Сможешь? Сложный, с преломлением света, чтобы каждая грань играла.
Он сглотнул, в его глазах на смену животному ужасу пришло лихорадочное любопытство мага, которому только что дали самую странную задачу в его жизни. Он кивнул.
На следующем витке, за мгновение до появления стрелы, я заорал:
— Елисей, давай!
Зажмурившись, Елисей что-то пробормотал, и над ущельем, прямо на пути полета стрелы, произошло чудо. Воздух замерцал, из ничего вырастая цветком — огромным, сотканным из чистого, переливающегося света и хрусталя. Его лепестки, каждый сложнее ограненного алмаза, медленно, величественно раскрывались, преломляя тусклый свет пустошей в тысячи радужных бликов. Не просто красиво — противоестественно. Акт чистого, структурированного созидания посреди царства распада.
Стрела, пролетев сквозь иллюзию, как ни в чем не бывало, воткнулась в землю. Но мир не моргнул.
Петля сломалась.
С гребня скалы донесся удивленный, почти обиженный писк, и тень, принадлежавшая какому-то мелкому, оборванному гоблину-разведчику, трусливо метнулась прочь.
Я выдохнул. У Ратмира отвисла челюсть. Он и его люди смотрели то на меня, на то место, где только что распускался призрачный цветок, и на их лицах читался весь спектр эмоций — от недоумения до суеверного ужаса.
— Что… это… было, барон? — наконец выдавил из себя воевода.
Я пожал плечами, стараясь придать лицу максимально невозмутимое выражение.
— Сбой в системе. Я ее перезагрузил.
После фокуса с цветком наш отряд накрыла паршивая тишина — та самая, какая бывает в окопе после особо лютого артобстрела, когда каждый боится пошевелиться, чтобы не выяснить, что у него чего-то не хватает. Прямой, как аршин проглотил, Ратмир ехал с лицом, будто только что съел лимон вместе с кожурой и косточками. Его ветераны, мужики, прошедшие огонь, воду и, видимо, медные трубы, теперь шарахались от каждой тени. Игнат, здоровенный верзила, который, я был уверен, мог бы голыми руками медведя заломать, то и дело сплевывал через плечо, бормоча про леших, которые умом тронулись.
Лес вокруг нас становился все более больным. Корявые, скрюченные деревья росли не вверх, а как-то вбок, параллельно земле, будто всю жизнь пытались от чего-то уползти. Кора на них была покрыта узорами, до омерзения похожими на печатные платы.
Продираясь через очередной завал из этих кривых, полуживых деревьев, мы выехали на поляну и замерли.
Перед нами, вырастая прямо из земли и уходя в туманную хмарь, стояла стена.
Не крепостная кладка, не груда камней. Просто стена. Идеально гладкая, черная, с маслянистым, тусклым блеском, будто выточенная из цельного куска обсидиана размером с гору. Ни швов, ни трещин, ни бойниц. Только в нескольких местах ее поверхность была оплавлена, пошла уродливыми, застывшими волнами, словно по ней когда-то ударило что-то с температурой в тысячи градусов.
Пока солдаты крестились, а Ратмир сжимал челюсти, мой взгляд видел иное. Не просто черную поверхность — в моем «зрении» она мерцала остаточными силовыми линиями, как остывающая печатная плата гигантского, сдохшего компьютера. Исполинские кабели, торчащие из земли, вели не в никуда, а в узлы, где до сих пор едва заметно «искрило», как при плохом контакте. Не руины представали передо мной, а обесточенная, мертвая схема.
— Это место… знакомое, — раздался в моей голове холодный, синтетический голос Искры. В нем не было ни любопытства, ни анализа. Только отголосок древней, почти забытой памяти. — Оно пахнет домом. И смертью.
Елисей, как завороженный, спешился и медленно пошел к стене.
— Елисей, стой! — рявкнул Ратмир, но парень его не слышал.
Подойдя вплотную, он замер, а потом с видимым усилием протянул руку и коснулся черной поверхности кончиками пальцев.
— Холодная… — прошептал он. — Как лед. Но не мертвая.
Зажмурившись, он направил на стену стандартное диагностическое заклинание — кристалл на его посохе вспыхнул тусклым светом. Свет коснулся стены и… погас. Просто исчез, будто его всосал пылесос.
— Нет отклика… — Елисей отшатнулся, его глаза широко распахнулись. — Нет магической структуры… нет… ничего! Она пустая!