«Он такой же, как ты», — прозвучал в моей голове голос. Не Искры, не Лии. Мой собственный. Холодный, аналитический, безжалостный. — «Он тоже боится. И ты только что показал ему, чего именно».
Слова ударили, как разряд дефибриллятора. Я вздрогнул. Точно. Его реакция. Он не просто отразил мою атаку — он запаниковал, и его безупречная система дала сбой. Как старый связист, я нутром почуял помехи в его эфире.
«Он сломлен, Михаил, — на этот раз это была Лия. Ее голос, тихий и печальный, стал моим якорем в этом шторме. — Его сломала не сила, а непредсказуемость. Элиара не просто предала его. Она поступила нелогично. И эта нелогичность, этот хаос выбора, стал для него ядом. Он боится не тебя. Он боится… свободы».
Свободы выбора. Того самого, что отличает живое от мертвого. Того, что заставляет Ратмира закрывать собой принцессу, а не выполнять приказ. Того, что заставляет меня, идиота, бороться до конца, хотя проще было бы согласиться.
Я медленно поднялся на ноги. Боль никуда не делась, но теперь она была просто фоновым шумом, как гул старого холодильника. Я смотрел на Кассиана, который уже почти восстановил свою идеальную, ледяную оболочку, однако под ней, я это теперь видел, скрывался не бог, а перепуганный ребенок, который тысячу лет назад построил вокруг себя стену из льда, чтобы его больше никто не смог ранить.
Мой мозг, этот старый, циничный бухгалтер, вдруг заработал на пределе, складывая дебет с кредитом. И картинка, до этого бывшая мутной, сложилась в идеально четкий, до омерзения ясный план, основанный не на силе, а на чистой, незамутненной психологии.
— Ну что, системный администратор, — криво усмехнулся я, и мой голос прозвучал на удивление твердо. — Кажется, у тебя вирус в системе. И сейчас я собираюсь запустить его в режиме отладки.
Кассиан замер. Он не понимал, о чем я. И в этом было мое главное преимущество.
Я не стал атаковать его. Зачем? Вместо этого я разделил свою силу. С острия Искры сорвались две тонкие, почти невидимые нити тьмы, два сгустка моей Пустоты. Слабые, почти безвредные, но абсолютно разные.
Один, левый, я наполнил чистым, концентрированным хаосом разрушения. Яростью Лии, ее голодом, ее первобытным желанием пожирать. Он двигался рвано, непредсказуемо, как раненое животное, и за ним по ледяному полу поползли черные, уродливые трещины, из которых сочился холод.
Второй же, правый, был его полной противоположностью. Я вложил в него то, что только что пытался создать в симуляторе. Попытку. Неуклюжую, уродливую, но попытку созидания из Пустоты порядка. Не цветок — скорее, колючий, неправильный кристалл, сотканный из застывшей тьмы, грани которого мерцали и постоянно менялись. Нестабильный, грозящий в любой момент рассыпаться, он тем не менее был… структурой.
«Рискованный ход, — прокомментировала Лия. — Ты пытаешься управлять мной, используя его же методы. Ты можешь… потерять контроль».
«А у меня есть выбор?» — мысленно огрызнулся я.
Два моих «снаряда» устремились не на Кассиана, а в разные стороны, к противоположным стенам зала, к двум разным узлам Ядра, которые я нащупал своим «зрением».
И вот тут началось самое интересное. Кассиан, как идеальная система защиты, среагировал мгновенно, но столкнулся с проблемой, которой в его программе просто не было. С выбором.
Его безупречный, отлаженный разум мог обрабатывать только одну угрозу за раз. Идеально, со стопроцентной эффективностью. Но не две, особенно когда эти две угрозы были абсолютно противоположны по своей природе.
Увидев в левом сгустке знакомый, ненавистный ему хаос разрушения, он тут же начал выстраивать против него свой ледяной барьер.
Но в этот самый момент правый сгусток, мой уродливый «кристалл», коснулся другого узла. И система дала сбой. Она не знала, как на это реагировать. Это была не атака, а попытка подключения. Попытка внести в его идеальный Порядок чужеродную, несовершенную, но все же структуру.
Его ментальная защита раскололась. Он пытался одновременно и блокировать, и анализировать. Подавить хаос и понять порядок. Его процессор, не рассчитанный на многоза-дачность, завис, пытаясь решить две взаимоисключающие задачи.
Ледяная броня, окружавшая его, замерцала и пошла трещинами. Схватившись за голову, он издал сдавленный, полный боли и недоумения стон. Его контроль над Ядром, до этого абсолютный, дрогнул.