И был еще один голос. Третий. Привычный, родной, ехидный.
— Ну что, хозяин, поздравляю с повышением. Теперь ты у нас не просто попаданец, а целая экосистема. Будем теперь втроем в одной голове ютиться, как в коммуналке. Надеюсь, у них нет дурной привычки разбрасывать носки.
Искра. Вернее, Лия. Так ее звали на самом деле. Взглянув на меч в своей руке, я почувствовал, как сердце, которого у меня теперь, кажется, было целых три, пропустило удар.
В руке лежал не меч, а навороченный швейцарский нож вселенского масштаба с планетарием внутри. Осталось найти штопор и открывашку. Его лезвие, выточенное из прозрачного, как слеза, кристалла, заключало в себе медленно кружащиеся мириады крошечных, далеких звезд. В самом центре этой миниатюрной вселенной горели три точки: иссиня-черная, холодная и неподвижная; золотая, пульсирующая, живая; и третья — моя, абсолютно черная, всасывающая в себя и свет, и тьму. Рукоять, до этого бывшая просто куском металла, теперь стала теплой, словно живой, а на ее навершии сиял тот самый кристальный одуванчик, что вырос из мертвого Ядра.
Прошедший долгий, кровавый путь, этот меч был и тюрьмой для мстительного духа, и хищным артефактом, моим симбиотом и проклятием. Он пожирал души, сводил с ума, требовал крови. Теперь же, обретя покой, он перестал быть оружием, превратившись в инструмент — ключ от этой новой реальности. А Лия… больше не призрак и не программа, она стала его душой, его хранителем. Мудрым, древним, все помнящим партнером.
— Красивая цацка получилась, — пробормотал я, проводя пальцем по гладкой, теплой поверхности. — Только вот инструкцию по применению, как обычно, забыли приложить.
— Инструкция прилагается, — отозвалась Лия, и в ее голосе сквозь мудрость пробивались знакомые ехидные нотки. — Только она на языке, который тебе еще предстоит выучить. Ничего, я буду подсказывать. За отдельную плату, разумеется. В виде интересных событий.
Поднявшись, я ощутил в руке не тяжесть, а… правильность. Словно недостающая часть меня наконец-то встала на место. Холод и голод ушли, сменившись ощущением абсолютной, всеобъемлющей гармонии, от которой тошнило. Гармония, купленная ценой трех жизней. Я стал тем, кем должен был стать, — Хранителем Баланса. Человеком, который держит в одной руке скальпель хирурга, в другой — пламя кузнеца, а в голове — калькулятор и сборник стихов. Я обрел почти божественную силу, но заплатил за нее всем, что у меня было: свободой, надеждой и правом когда-нибудь вернуться домой.
Гостем в этом мире я больше не был. Я стал его частью. Его якорем. Его приговором и его единственным шансом. И этот груз оказался тяжелее любого меча.
Пока я внутри разбирался со своим новым статусом, тянувшим на пожизненное с конфискацией, снаружи, в долине, творился форменный цирк с конями. На картинке, которую Искра все еще транслировала на стену, растерянные клоуны этого шапито не знали, что делать.
Прокатившись по полю боя, волна гармонизирующей энергии — мой невольный «подорожник» — заставила войну захлебнуться. Дело было не в победе, а в том, что у одной из сторон вдруг закончились игрушки. Ледяные конструкты, ходячие кошмары геометра, замерли на полушаге. Их безупречные, черные грани пошли рябью, как помехи на старом кинескопе, и с тихим, почти обиженным звоном рассыпались не в лед или осколки, а в мелкую, безвредную черную пыль, которую тут же подхватил и унес ветер.
Для легионеров «Волчьей Сотни» и «Грифонов» это было равносильно наблюдению за тем, как несущийся на тебя товарный поезд вдруг превращается в стайку бабочек. Первые несколько секунд они по инерции продолжали орать и тыкать копьями в пустоту, но потом до них дошло.
Здоровенный центурион с лицом, будто высеченным из гранита, опустил меч. Медленно повернув бычью голову, он обвел поле боя взглядом, будто проверяя, не привиделось ли ему все это после удара по башке. Его взгляд скользнул по трупам товарищей, по горе черного песка, еще секунду назад бывшей десятиметровым кубом-убийцей, и устремился выше. Туда, откуда пришло это… нечто. На вершину горы.
И он был не один.
Тысячи глаз, до этого полных ярости и страха, теперь были прикованы к одной точке — к нашей цитадели, которая в лучах восходящего солнца уже не выглядела зловещей ледяной крепостью, а сияла ровным, спокойным светом, будто выточенная из лунного камня. Не угроза — маяк.
Внизу царил хаос. Кто-то, как тот центурион, просто стоял в ступоре, пытаясь перезагрузить свой солдатский мозг. Другие падали на колени, бормоча молитвы. Третьи, наоборот, в панике бросились наутек, решив, что это новое, еще более коварное оружие еретиков. Единый, слаженный механизм армии превратился в толпу растерянных, напуганных мужиков.