И вот перед этим разъяренным «быком» стояли остатки его хваленого авангарда. Жалкое зрелище. Понурые, перепуганные, перемазанные грязью и сажей, кто-то с перевязанной наскоро головой, кто-то, хромая, опирался на товарища. Молодой и заносчивый дворянчик, что так браво гарцевал на вороном жеребце, сейчас выглядел как побитая собака — плюмаж на шлеме отсутствовал, лицо серое, а в глазах плескался такой ужас, будто он только что заглянул в пасть самому дьяволу.
Он-то и докладывал, запинаясь и глотая слова, о «неожиданном и вероломном нападении», о «неведомых ловушках», о «странных магических фокусах» и о том, как «жалкие остатки Рода Рокотовых» (тут он, видимо, цитировал самого барона) вдруг превратились в стаю злобных ос, которые искусали его «непобедимый» отряд со всех сторон.
Волконский слушал, его рыжая борода подрагивала все сильнее и сильнее. Лицо его из просто красного стало багровым, а потом и вовсе приобрело оттенок перезрелой свеклы. Когда докладчик, наконец, закончил свою горестную повесть, упомянув о потерях — нескольких убитых, десятке раненых и покалеченных лошадях, — барон взорвался.
Да так взорвался, что, казалось, стены шатра затрещали.
— Что-о-о⁈ — его рев, наверное, был слышен за версту. Он с такой силой опустил кулак на стол, что карты подпрыгнули, а кубки с вином опрокинулись, заливая пергаменты кроваво-красными ручьями. — Потери⁈ От этих… этих сопляков Рокотовых⁈ От этого выскочки-барона⁈ Да как вы смели, трусы, ничтожества⁈
Он вскочил, опрокинув свое массивное кресло, и заметался по шатру, как тигр в клетке. Орал на своих командиров, которые испуганно вжимали головы в плечи, обвиняя их в некомпетентности, в трусости, во всех смертных грехах. Желваки ходили у него под кожей, а из пасти, кажется, вот-вот должны были повалить дым и пламя, как у того самого огненного мага, которым он, по слухам, и являлся.
— «Магические фокусы»⁈ — рычал он, и брызги слюны летели во все стороны. — Да какие у них могут быть фокусы, у этих нищебродов⁈ У них же там один недоучка-целитель на весь Род! Вы просто обосрались, вот и все! Испугались собственной тени!
Пара советников, постарше и, видимо, поумнее, попытались было его успокоить. Один, седовласый, с хитрыми лисьими глазками, начал было что-то говорить о необходимости провести тщательную разведку, разработать более продуманный план штурма, учесть особенности местности, но Волконский его даже не слушал.
— Какую разведку⁈ — взревел он, его глаза уставились на советника. — Какую еще, к демонам, разведку⁈ Против кого⁈ Против этих крыс, которые выползли из своих нор и посмели укусить волка⁈ Да я их… я их всех…
Он был ослеплен гневом. Уязвленная гордость, помноженная на природную самодурь, превратила его в неуправляемого берсерка. Он не хотел слушать никаких разумных доводов. Он хотел только одного — жестокой, показательной, тотальной мести.
— Готовиться к наступлению! — рявкнул он так, что даже самые отъявленные головорезы в его войске, стоявшие на часах у шатра, испуганно вздрогнули. — Немедленно! Удвоить силы! Утроить! Я хочу, чтобы от этого Рода Рокотовых не осталось и пылинки! Чтобы их замок был стерт с лица земли! Чтобы каждый камень там был пропитан их кровью! А этого… этого «барона»… этого молокососа… привести ко мне! В цепях! Я лично вырву ему его наглый язык и скормлю своим псам!
В его глазах плясали красные огоньки безумия. Ему нужна была расправа — такая, чтобы слухи о ней еще долго ходили по всей округе, и чтобы никто больше не осмелился даже подумать о том, чтобы перечить воле барона Игната Волконского.
Советники испуганно переглянулись, спорить больше не решились. Когда их господин впадал в такую ярость, под руку ему лучше было не попадаться. Себе дороже выйдет.
И вот уже по всему огромному лагерю Волконских, раскинувшемуся на несколько верст, закипела лихорадочная деятельность. Гонцы носились, как ошпаренные, передавая приказы. Воины точили мечи, проверяли доспехи, седлали коней. Маги готовили свои «боевые конструкции», на этот раз, видимо, собираясь закидать Рокотовых всей мощью своего «арсенала».
Атмосфера в лагере была тяжелой, как перед грозой. Страх перед гневом барона смешивался с предвкушением легкой добычи и жестокой расправы. Они уже не сомневались в своей победе. Ведь теперь они шли «наказать» зарвавшихся соседей. Они шли «уничтожать» и наверное даже — «унижать». Они были уверены, что на этот раз уж точно никаких «сюрпризов» не будет.