Конец интерлюдии.
В нашем скромном, гордом «орлином гнезде» Рокотовых, эйфория от неожиданной победы потихоньку начала спадать, уступая место более трезвым мыслям. Ну, по крайней мере, у меня. Остальные, кажется, все еще пребывали в состоянии легкого шока и радостного перевозбуждения, перешептываясь и смакуя подробности того, как они «надавали по сопатке» этим Волконским.
Я собрал свой, можно сказать, «военный совет» в той же комнате, где еще недавно наглый гонец швырял нам под ноги свой ультиматум. Состав совета был негустой: верный Борисыч, все еще не верящий в то, что мы выжили, да еще и победили; дед Остап и Никифор-конюх, наши «ветераны», которые смотрели на меня с таким уважением, будто я как минимум воскрес из мертвых и прихватил с того света пару легионов ангелов; ну и Елисей, наш «штатный маг», который после успешного «боевого крещения» своих «тактических иллюзий» ходил с таким важным видом, будто он как минимум архимаг какой-нибудь столичной академии.
— Ну что, господа офицеры, — хмыкнул я. — Первый раунд мы, можно сказать, выиграли. Но расслабляться рано.
Я видел, как на их лицах отразилось легкое недоумение. Как это рано? Мы же их того… разбили!
— Да, мы их потрепали, — продолжил я, пресекая их возможные восторженные возгласы. — Но давайте будем честны. Наш успех был обусловлен, в первую очередь, двумя факторами: эффектом внезапности и тотальной недооценкой нас со стороны противника. Они шли сюда, как на прогулку, и совершенно не ожидали, что мы вообще осмелимся сопротивляться, да еще и так… нестандартно.
Я сделал паузу, давая им возможность переварить мои слова. После того, как авангард труханул, основные силы не посмели сунуться к нам, мы получили тактическое преимущество. А вот мое окружение считает, что полдела сделано.
— Теперь ситуация изменится. Волконский, я не сомневаюсь, сейчас рвет и мечет. Его самолюбие уязвлено, его люди понесли потери. Он будет зол, он будет в ярости. И он захочет отомстить. Это очевидно.
На лицах моих «соратников» снова начали появляться тени беспокойства. Эйфория улетучивалась. Отлично, приземлились, орлики.
— Конечно, — добавил я, — есть шанс, что он, ослепленный гневом, наделает еще больше глупостей. Ярость — плохой советчик, как известно. И я очень на это рассчитываю. Но не стоит забывать, что он все-таки барон, у него есть опыт, есть советники, и он, возможно, сделает выводы из своего первого провала. Он может стать более осторожным. Хотя, честно говоря, я надеюсь на то, что его ярость пересилит его разум
Я обвел их взглядом.
— В любом случае, следующая атака будет совершенно другой. Он бросит на нас все свои силы. Это будет будет настоящая битва за выживание. Полномасштабное наступление с целью стереть нас с лица земли.
Тишина, повисшая в комнате, была тяжелой. Я видел, как Борисыч сглотнул, как дед Остап нахмурился, сжав кулаки, а Елисей снова сбледнул с лица. Первая радость от победы сменилась осознанием того, что самое страшное еще впереди.
И это осознание, как оказалось, быстро распространилось и за пределы нашего «военного совета». Слухи — они ведь такие, распространяются быстрее чумы, особенно если это слухи плохие. А уж слухи о ярости барона Волконского и его приказе «уничтожить всех Рокотовых, не оставив камня на камне» (откуда они так быстро просочились — ума не приложу, может, кто из пленных проболтался, или просто людская молва, как всегда, все преувеличила, но суть от этого не менялась) облетели наш маленький замок со скоростью лесного пожара.
И вот тут-то и началось. Несмотря на недавнюю, такую ошеломительную победу, среди моих «ополченцев» снова начал расти парализующий страх, который я с таким трудом пытался из них вытравить. Первая эйфория сменилась тревогой, а потом и откровенным испугом.
— Сотни воинов… — шептались они по углам. — Латники… Маги огненные… Да мы и мгновения не продержимся…
— Говорят, Волконский поклялся всех на кол посадить…
— А барон наш… он, конечно, молодец, хитро придумал с засадой… но супротив такой армады… что он сможет сделать?
Я случайно, проходя мимо группы крестьян, которые что-то оживленно обсуждали, услышал, как один из них, понизив голос, сказал:
— А может, этот наш барон-то… того… безумный? Что он еще придумает? Полезет на стену с голыми руками?
«Безумный барон»? Хм, а что, звучит. Даже с некоторой долей романтики. В моем прошлом мире меня скорее называли «занудным аналитиком». А тут — «Безумный барон». Прогресс, однако.