Я решил проверить эту «гипотезу» на Борисыче.
— Борисыч, — спросил я его как бы невзначай, когда мы обсуждали запасы продовольствия в замке. — А что ты знаешь о «проклятии Рокотовых»? Ну, там, легенды какие-нибудь, предания…
Старик посмотрел на меня с таким удивлением, будто я спросил его, не видел ли он вчера вечером летающую тарелку.
— О «проклятии»? — переспросил он, с легком налетом страха. — Откуда вы… откуда вы знаете, ваше благородие? Об этом… об этом же не принято говорить…
Ага, попал пальцем в небо, и, похоже, не промахнулся.
— Да так, — неопределенно махнул я рукой. — Слышал краем уха. Говорят, есть у нас какой-то артефакт.
Борисыч тяжело вздохнул и как-то весь ссутулился.
— Есть, ваше благородие, — сказал он тихо. — Вернее, был. Меч. Родовой. Говорят, когда-то он обладал великой силой. Исцелял раны, отгонял нечисть… А потом что-то случилось. То ли предок наш какой-то его проклял, то ли сам меч «сломался»… В общем, стал он приносить одни несчастья. И лежит он теперь в фамильном склепе. Под замком. Никто к нему не подходит. Боятся.
Исцелял раны, а потом сломался. Ну, прямо злая шутка какого-то далекого предка. Артефакт целителей, который превратился в проклятие. Интересно, интересно…
Тетка Аглая и братец Евлампий, которые тоже присутствовали при этом разговоре, услышав про склеп и «проклятый меч», как-то странно переглянулись и ухмыльнулись. Типа, вот еще одно безумство нашего «молодого барона» — полезть в склеп к проклятому артефакту. Ну-ну.
— Отведи меня туда, Борисыч, — сказал я косясь на «роджственников». — Я хочу на него посмотреть.
Старик попытался отговорить меня, но я был непреклонен. И вот, спустя какое-то время, мы с Борисычем, захватив с собой пару факелов, спустились в сырой, промозглый фамильный склеп Рокотовых. Место, прямо скажем, не из приятных.
В одном из пыльных саркофагов, на истлевшем бархате, лежал меч. Вернее, то, что от него осталось. Клинок был сломан посередине, рукоять потемнела от времени, но даже в таком плачевном состоянии в нем чувствовалась какая-то скрытая сила.
Я взял его в руки. Тяжелый. Холодный. Мое «магическое зрение» снова активировалось. Я увидел «схему». Сложную, запутанную «магическую конструкцию», которая сейчас была «разорвана». Я видел, как по «силовым линиям» меча все еще теплится слабая энергия, но она не может «замкнуть цепь», потому что… не хватает «детали», которая, видимо, и была тем самым «ключом», запускавшим весь «механизм».
Я закрыл глаза, пытаясь понять чего тут не хватает. Это было похоже на лектрическую схему с цепью. Был условный «-» и не хватало «+». Я представил его. Все покрылось рябью и перед глазами возник — небольшой, причудливой формы осколок, который должен был идеально вписаться в место излома клинка.
— Борисыч, — я открыл глаза. — У нас есть кузнец?
— Есть, ваше благородие, — удивленно ответил старик. — Дед Михей. Старый, ворчливый.
— Отлично, — я достал из-за пояса кусок пергамента, на котором я обычно делал свои тактические наброски, и кусок угля. И, стараясь как можно точнее воспроизвести то, что я «увидел», нарисовал на пергаменте эскиз недостающего «осколка». Даже приложил части меча, чтобы соблюсти размеры. — Передай это деду Михею. Скажи, чтобы выковал точь-в-точь. И чтобы быстро. Это очень важно.
Борисыч посмотрел на мой рисунок, потом на меня, потом снова на рисунок. В глазах его читалось полное недоумение. Но спорить он не стал. Взял пергамент и, покачав головой, пошел искать кузнеца. А я остался в склепе, один на один с «проклятым мечом» и своими мыслями. Что это? Еще одна безумная авантюра? Ладно, отложим этот нюанс, вернемся к нашим планам.
Когда я, вернувшись из склепа, начал осторожно, намеками, прощупывать почву насчет более активных, более рискованных действий — той самой ночной вылазки в лагерь Волконских, — я увидел в глазах своих людей страх. Даже у верного Борисыча, даже у деда Остапа, который только что восхищался моей «военной смекалкой».
Одно дело — защищать свои дома из засады, когда ты на своей земле, когда у тебя есть преимущество. И совсем другое — добровольно лезть в пасть льву, в самое логово врага, где их сотни, а нас — горстка.