Исход этой новой, тихой войны был совершенно непредсказуем. Я поднял голову и посмотрел на небо. Оно было таким же, как и вчера — серое, равнодушное, с проплывающими по нему рваными облаками. Но я знал, что там, за горизонтом, по пыльным имперским трактам, ко мне уже ехала моя судьба. И у нее было имя — граф Илларион Голицын. Инквизитор был бы проще. С ним все ясно: либо ты докажешь, что ты не верблюд, либо сгоришь. А вот с прагматиком, слугой закона и системы, все будет гораздо сложнее. Он будет взвешивать, оценивать, искать выгоду. Не для себя — для Империи. А что выгоднее Империи: поддержать наглого выскочку, нарушившего все писаные и неписаные законы, или принести его в жертву ради сохранения хрупкого мира и спокойствия могущественного Рода Орловых? Ответ, как мне казалось, был очевиден.
Я сжал пергамент в кулаке. Хватит рефлексировать. Время — самый ценный ресурс, и у меня его почти не осталось. Нужно действовать.
— Ратмир! Кривозубов! — мой голос прорезал веселый гвалт, заставив всех обернуться. — Собирайте всех. Немедленно. В главном зале. Есть разговор.
Когда все собрались — мои новые союзники, мои командиры, мой «ближний круг» — я вышел вперед. Я не стал зачитывать им указ. Я рассказал все своими словами. Без прикрас. О том, что Империя вмешалась. О том, что к нам едет Легат. И о том, что этот суд, скорее всего, будет для нас показательной поркой.
— Они думают, что загнали нас в угол, — я обвел взглядом их помрачневшие лица. — Что мы будем сидеть здесь, как кролики в клетке, и ждать, пока придет охотник. Но мы не кролики. Мы — медведи. И мы покажем им наши зубы.
— Что ты предлагаешь, Рокотов? — пробасил Кривозубов, его лицо было мрачнее тучи. — Пойти войной на Легата? Это измена.
— Нет, — я покачал головой. — Мы встретим его с почестями. С хлебом-солью. Мы покажем ему, что мы — верные подданные Империи. Но мы превратим этот суд в фарс. Мы завалим его такими доказательствами вины Орловых, что он не сможет их проигнорировать. Мы должны быть готовы. К приезду графа Голицына наш замок должен стать не крепостью, а залом суда. Где обвиняемыми будут не мы, а они. Нам нужно подготовить каждого свидетеля, каждую бумажку, каждый аргумент. Нам нужно быть безупречными. И нам нужно больше союзников. Не военных. Политических. Тех, кто сможет замолвить за нас слово в столице.
Я повернулся к Борисычу.
— Старик, тебе предстоит самое трудное путешествие в твоей жизни. Ты поедешь в столицу.
Мой план начал обретать форму. Это будет спецоперация. Сложная, многоуровневая, где каждый должен будет сыграть свою роль. И я очень надеялся, что мы успеем подготовиться к выходу главного актера на эту кровавую сцену.
Глава 21
Интерлюдия.
Столица встретила их равнодушным холодом, не похожим на резкую стужу северных ветров. Это был холод камня, веками впитывавшего в себя шепот интриг, лязг кандалов и шорох бесчисленных прошений, обратившихся в пыль. Борисыч, оказавшийся волею своего молодого господина в самом сердце имперской паутины, ежился от этой давящей, безразличной мощи. Он, привыкший к простору полей и прямоте суждений, здесь чувствовал себя неуклюжим медведем в лавке антиквара, где каждое неверное движение грозило обрушить хрупкое равновесие чужой игры.
Рядом с ним, в тесной, но приличной комнате на постоялом дворе, снятой за деньги, которые казались Борисычу целым состоянием, сидел его спутник. Афанасий Петрович. Человек, приставленный к ним леди Вероникой. Не воин, не вельможа, а нечто куда более опасное в этих стенах — профессиональный знаток всех подводных течений столичной бюрократии. Его гладко выбритое и непроницаемое лицо, не выражало ничего, кроме вежливой усталости. Он был винтиком в этой машине, знающим, как и куда подсыпать песка, чтобы заскрипели и остановились куда более крупные шестерни.
Вот уже неделю они бились лбом о стену. Стена эта была из пергамента, сургуча и отточенных до автоматизма вежливых отказов. Они обошли все пороги, которые только можно было обойти: Малую Канцелярию, Судебный Приказ, даже пытались пробиться в приемную Тайного Совета. Ответ был везде один, облеченный в разные слова, но неизменный по своей сути.
— Ваше прошение принято к рассмотрению, — цедил сквозь зубы очередной мелкий клерк с лицом, уставшим от всего на свете. Он даже не поднял глаз от бумаг, лишь небрежным жестом указал на высокую стопку таких же свитков. — Ожидайте. Сроки рассмотрения дел подобной важности строго регламентированы.