Слабые места есть у всех. Даже у такого, казалось бы, несокрушимого монстра, как барон Волконский. Главное — их найти. И ударить туда, где больнее всего.
— Карта, — я прервал стенания Борисыча о несокрушимой мощи Волконских. Хватит уже причитать, делу это точно не поможет. Нужна конкретика, факты. — Карта наших земель есть? Хоть какая-нибудь?
Борисыч удивлённо моргнул. Явно не ожидал такого делового тона от «молодого господина», который только что был одной ногой в могиле.
— Карта-то… есть, ваше благородие. Батюшка ваш… он её сам чертил когда-то. Не бог весть какой художник был, но… разобраться можно.
Он пошарил где-то в недрах своей мешковатой одежды и извлёк оттуда свёрнутый в тугую трубку, пожелтевший от времени кусок пергамента. Развернул его на грубом столе, придавив по углам какими-то деревяшками.
Передо мной лежал… ну, это с очень большой натяжкой можно было назвать картой. Скорее, детский рисунок, выполненный углем и какими-то ягодными соками. Кривые линии изображали речки, зелёные кляксы — леса, коричневые загогулины — холмы. Замок Рокотовых был обозначен нелепым квадратиком с кривыми зубчиками. Но даже этот примитивный план давал пищу для размышлений. А мой мозг, натренированный на анализе спутниковых снимков, сейчас вцепился в эту каракулю.
— Вот, ваше благородие, — Борисыч ткнул морщинистым пальцем в одну из зелёных клякс. — Это наши леса. А вот тут, — палец переместился на извилистую синюю линию, — Чёрный Ручей, земли, что Волконский отнять хочет. Самые плодородные у нас были. Хлебушек там родил — знатный!
Я вгляделся в этот участок «карты». Ручей извивался, а по обеим его сторонам, судя по зелёным кляксам, действительно простирались поля. Но что ещё важнее — местность вокруг была, мягко говоря, неровной. Лес, судя по рисунку, подступал довольно близко к ручью. И несколько коричневых загогулин, обозначавших холмы, образовывали что-то вроде узких проходов, дефиле.
Так-так-так. А вот это уже, блин, интересно. Местность — это твой самый верный союзник или самый коварный враг.
— Борисыч, — я оторвался от карты, чувствуя, как в мозгу начинают выстраиваться первые тактические схемы, — а эти холмы у Чёрного Ручья… они высокие? И лес там… густой? Труднопроходимый?
Старик задумался, почесав свою спутанную бороду.
— Холмы-то… не горы, конечно, ваше благородие, но повыше нашего замка будут. С них всю округу видать. А лес… да, густой там лес. Чащоба непролазная, бурелом, чёрт ногу сломит. Медведи там ещё водятся, и волки стаями бродят. Наши-то мужики туда без особой нужды не суются. Тропки есть, конечно, звериные, да охотничьи, но так чтобы войском пройти… проблематично будет.
Проблематично для большого войска, но идеально для небольших, мобильных групп, — мозг аналитика мгновенно выдал результат. — Идеально для засад. Идеально для партизанских действий.
Я снова уставился на карту. Перед моим мысленным взором уже не было кривых линий и разноцветных клякс. Я видел реальную местность. Лес, дающий укрытие. Холмы, как естественные наблюдательные пункты и огневые позиции — если будет чем стрелять. Узкие проходы, дефиле, где можно создать «бутылочные горлышки».
Тактические схемы, заученные ещё в военном училище, накладывались на эту примитивную карту. Принцип «разделяй и властвуй». Ударь и беги. Замани в ловушку. Используй фактор внезапности. Всё это здесь, на этой земле, которую я видел впервые, но которая уже становилась для меня полем будущей битвы.
Отчаяние начало отступать. Ему на смену приходил холодный, трезвый расчёт. И азарт. Да, чёрт возьми, азарт! Задача казалась невыполнимой, но тем интереснее было найти решение. Это как сложнейшая шахматная партия, где у тебя остался только голый король и пара пешек, а у противника — полный комплект фигур. Но если противник самоуверен и предсказуем… то у него могут возникнуть большие проблемы.
Мои глаза, должно быть, загорелись каким-то нездоровым блеском, потому что Борисыч посмотрел на меня с ещё большим опасением.
— Ваше благородие… вы чего это? Не задумали ли чего… супротив Волконского-то? С нашими-то силами… это ж верная погибель!
— Погибель, Борисыч, — я усмехнулся, чувствуя, как по венам разливается адреналин, — это сидеть сложа руки и ждать, пока нас поведут на убой. А если уж помирать — так с музыкой. С такой музыкой, чтобы врагу эта мелодия ещё долго в ушах звенела.
Я снова склонился над картой. Чёрный Ручей. Какое, однако, ироничное название для места, которое может стать либо нашей общей могилой, либо началом чего-то совсем другого. Я ещё не знал, чего именно. Но я точно знал, что просто так я эти земли не отдам. И свою новую, пусть и донельзя хреновую, жизнь — тоже. Хрен им!