И в этом кубрике, где нет ни одного свободного сантиметра, придется жить.
Заложив руки за голову, Федор глядел в черноту иллюминатора на противоположной стенке, у ног.
На нижней койке под Федором шумно сопел во сне Степан. Спокойно дышал Женька, тоже внизу, под Толиком. А на койке Толика тихо. Может, не спит?..
Где-то рядом — фронт, а матросы и солдаты ходят без оружия, в клубе крутят кино, офицеры приходят с женами. Странно! Не так представлял себе Федор прифронтовую полосу, ведь это же почти фронт! Думал, тут все не расстаются с оружием, днем и ночью начеку, глаз не смыкают у пулеметов и пушек, и не до уставов. А сегодня он видел, как в штабе начальник строевой части майор (во флоте — и майор, а не капитан третьего ранга) дал наряд вне очереди матросу за неначищенные пуговицы на шинели. И девушек военных много. Женька уже познакомился с какой-то радисткой, уже договорился идти завтра в кино. Вот черт! Липнут к нему девчата. На Байкале тоже двум сразу голову морочил...
Катер боком терся о сваи, слегка стукался и покачивался. Поскрипывали кранцы между привальным брусом и сваями причала. Совсем рядом, за тонкой металлической стенкой плескалась чугунная вода. Федор почти физически ощущал ее тяжесть.
Тихо. Ночь.
И вдруг в немой выси родился какой-то звук. Он все нарастал и, переходя в пронзительный тошнотворный свист, забивал уши, нос, рот.
Федор, никогда не слыхав раньше такого свиста, вдруг всем своим существом понял, что это падает бомба.
Он вскочил и больно ударился головой о подволок. Хотел схватиться за голову, но рука тут же онемела от удара локтем о переборку. Морщась от боли, свалился кулем вниз.
Свист оборвался на высокой звенящей ноте тяжелым, плотным взрывом.
И вдруг захлопало, зазвенело, затрещало вокруг, озарив кубрик трепетным багровым светом.
Оцепенев, Федор прилип к иллюминатору...
И только позднее Федор восстановил по порядку всю картину ночного воздушного боя.
...Голубые мечи прожекторов в куски рубили аспидно-черное небо, то скрещиваясь в высоте, то расходясь в стороны и втыкаясь в сопки. Вслед за ними пунктирили ярко-малиновые и бело-зеленые пулевые трассы. Ровно шили зенитные пулеметы, и совсем рядом, над головой, грубо, со звоном хлопало скорострельное зенитное орудие; и Федору казалось, что он чувствует удары теплой воздушной волны в грудь.
С противоположного берега залива, с порта, доносились приглушенные пулеметной трескотней взрывы, вспыхивали зарницы. Потом где-то, как показалось, очень далеко, багровым зыбким полотном заколебался слабый свет пожара.
— По порту бьют, — шепотом выдохнул Толик.
— Сейчас нам дадут... — подал голос Женька.
Сдавив плечо Федора горячими чугунными пальцами, в затылок прерывисто дышал Степан.
— Ты куда? — спросил он Женьку, на миг оторвав взгляд от иллюминатора.
Бабкин скакал на одной ноге, натягивая на другую сапог.
— На именины! Мать твою... этот сапог!
И вдруг все смолкло. Странная плотная тишина заполнила уши, будто водой их налили.
Только два голубых луча еще долго и судорожно шарили по небу, да раз протянулась в черный зенит запоздалая тлеющая трасса.
И вновь стал слышен скрип кранцев, плеск волны за бортом.
Степан жадно курил, пуская дым в открытую дверку железной печки. Огонек то вспыхивал, озаряя черные рябинки, то гас, и лицо Степана становилось расплывчатым пятном.
Долго не спали ребята.
Уставившись в темень, вздрагивали от случайных звуков. Вот тебе и мирная жизнь! Нет, все же это и вправду прифронтовая полоса.
Под утро забылись коротким настороженным сном.
Утром сизо дымился залив, ртутно поблескивала в разрывах тумана вода. Сквозь зыбкую пелену выступали рубки стоящих у причала катеров, а дальше, на рейде, смутно вырисовывался силуэт какого-то боевого корабля: не то эсминца, не то линкора.
Глухо пробили корабельные склянки.
Шуршала на воде ледяная крошка. У борта серебрилась узкая лента ледового припая.
Поеживаясь от знобкой свежести, Федор стоял на палубе и вдруг в разрыве седой пелены увидел, что далеко в небе идет воздушный бой. Федор замер. Опять!..
Самолеты, как сумасшедшие, носились друг за друга, сшибались, вертелись, то припадая, то возникая. Слышался глухой ровный стук пулеметов.
— Опять бой! — ошалело крикнул Федор в кубрик.
Толкаясь и застревая в дверях, ребята вывалили на палубу. Уставились, куда показал Федор.
— Черт! Часто, однако... — побледнел Женька.
Однотонный ровный звук пулеметов стал еще явственнее. Которые же самолеты наши? Не разобрать.