— Так и было. Все уже замяли, но, думаю, еще до этого случая им мало не показалось.
— Удивился бы, сработай эта схема, — размышлял Роджер. — Определенный тип юных девушек при этакой баталии только сильнее станет обожать развратного поклонника. Мы никогда их не поймем. А были еще какие-то детали в этой истории?
— Не думаю. Была там пара довесков, чтобы организовать вечеринку. Подруга Этель Олфри — жена морского офицера. И тип по имени Мерридью. Не думаю, — откровенно сказал сэр Уилфред, — что он имел какие-то достоинства.
— Кажется, Уилфред, то же можно сказать о многих из них?
— О, Этель и Джон отличные люди. И с девочкой все в порядке. Но этот тип, Мерридью! Последний сорт хлыщей, какой только ожидаешь увидеть в доме Джона Олфри. Чопорный, аккуратный типчик с пенсне и издевательской улыбкой. Всегда наводит вокруг порядок. «Не стреляй, не рыбачь, не охоться!» Черт возьми, он, думаю, даже не пил. Какой-то писака, полагаю, — с презрением закончил сэр Уилфред.
— Согласен, это плохо, — сказал Роджер, который и сам был писакой.
— И, в общем, лучшая вещь, какую Мерридью сделал в своей жизни, — как-то вечером упал в ручей одетым.
— Он так сделал? — с интересом заметил Роджер. — Кстати, а вы лично знали Эрика Саутвуда?
— О, да. В основном он жил в Лондоне, но это графство было его родиной. Его поместье было недалеко отсюда, пока Эрик его не продал, чтобы закрыть финансовую брешь. Именно превращение Эрика в сельского жителя и запутывает дело больше всего. Имею в виду, что сельский житель не тащит заряженное ружье двенадцатого калибра за дуло. Он в этом разбирается. И через ежевику тоже не тащит.
— А, так вот как он был застрелен? Со спины?
— Нет, не со спины. Спереди. Следствие пришло к выводу, что его ружье за что-то зацепилось, и он повернулся, чтобы его вытащить, а что-то типа веток ежевики потянуло за курок. Все было вполне ясно. Имелись отпечатки пальцев. Мы даже ежевику определили. Там были царапины от шипов.
— Понимаю. А почему сочли непричастной пару де Везине?
— По той же причине, что и остальных. Железные алиби. Просто не за что с ними зацепиться, — ответил сэр Уилфред. — Этель была в доме, ее постоянно видел слуга. Мерридью — в полумиле оттуда, учил одного из крестьян работать. Де Везине загорали у ручья, готовясь к Каннам, они полностью подтверждают алиби друг друга. Эльза где-то собирала черную смородину...
— А? — сказал Роджер. — И никаких подтверждений?
— Помилуйте, не надо фантазировать. Такой ребенок. А Джон Олфри в тот момент пересекал поле, чтобы освободить своего арендатора от Мерридью, который мешал ему поучениями.
— А вдруг нет? Кто это подтверждает?
— Как ни странно, один из моих людей, — с триумфом парировал главный констебль. — По счастливой случайности констебль этого участка в тот момент ехал на ферму, насчет каких-то сельскохозяйственных платежей или вроде того, за которыми его послал Олфри. Он, как обычно, срезал дорогу через лес, когда это случилось. Он-то и нашел тело. А если вы думаете, что с алиби де Везине что-то неладно, то его подтверждает мой парень, он сам видел, как они грели спины. Так что делайте из всего этого выводы, если сможете, — с невежливой усмешкой закончил сэр Уилфред.
— Следов борьбы не было?
— Никаких. Более того, констебль увидел тело почти сразу после того, как это случилось. Подобное редко бывает, сами знаете.
— Да-а. Вообще-то многовато завязано на этого констебля, не так ли? Он оправдывает трех важных подозреваемых. Вы готовы подтвердить, что он был совершенно... неподкупен?
Сэр Уильям фыркнул.
— Один из лучших служащих, каких я встречал. Абсолютно добросовестный парень. И смышленый. Конечно, он был неподкупен.
— Чист и невинен? Ладно, вам виднее. Уилфред, это дело пахнет убийством. Даже прямо-таки воняет. Не буду говорить, кого я подозреваю, если и подозреваю, но хотел бы обменяться парой слов с этим вашим неподкупным констеблем.
— Боюсь, не сможете. Он умер.
— Умер? — повторил Роджер. — Главный свидетель умер? Не нравится мне это. Как его убили?
— Самоубийство, — коротко ответил сэр Уилфред. — Не надо идей из книжек, Роджер. «Главный свидетель обвинения выведен из игры», ага. Нет. Печальная история, конечно. У него была дочь — милая, очаровательная девушка. Он воспитывал ее сам после смерти жены, и она была...
— Усладой его очей?
— Да, именно, — благодарно согласился сэр Уилфред. — Усладой его очей. Но вышла старая история. Боюсь, ее взор поднялся слишком высоко. Она отправилась в Лондон, и... ну... пошла по кривой дорожке. Он не мог вернуть ее, и это разбило его сердце. Повесился на двери своей кухни. Ни о ком я так не сожалел. Он должен был уже обдумывать все это, когда случилось дело Саутвуда, но идей у меня нет. Ни одной. Нет никаких признаков, указывающих, что его сознание было не в порядке, и он видел вещи, которые не видел, и людей там, где их не было. Не такой он был парень.