Оркестр заиграл роузвудский спортивный марш, возвещая окончание перерыва. Ханна вернулась на трибуну, чувствуя себя намного лучше. Садясь на свое место, она заметила, что Райли и Наоми с любопытством разглядывали ее.
– Ханна! – крикнула Наоми, когда та перехватила ее взгляд. – Привет!
– Привет, – сказала Ханна, вложив в свой тон весь запас притворной любезности.
– Ты что, разговаривала с Шоном? – Наоми расчесала пальцами свой конский хвост. Она вечно теребила волосы. – Я думала, что вы расстались.
– Мы же не разругались, – сказала Ханна. – И по-прежнему друзья…
Райли хохотнула.
– И, конечно же, это ты его бросила, да?
У Ханны похолодело внутри. Неужели кто-то проболтался?
– Совершенно верно.
Наоми и Райли обменялись выразительными взглядами.
– Ты идешь на «Фокси»? – спросила Наоми.
– Вообще-то нет, – высокомерно произнесла Ханна. – Я ужинаю с отцом в «Лё Бек-Фен».
– О-о… – Наоми поморщилась. – Я слышала, «Лё Бек-Фен» – это такое место, куда приглашают, когда хотят скрыться от посторонних глаз.
– Вот уж нет. – Ханну обдало жаром. – Это лучший ресторан Филадельфии. – Она запаниковала. Неужели «Лё Бек-Фен» изменился?
Наоми равнодушно пожала плечами:
– Говорю только то, что сама слышала.
– Да. – Райли округлила карие глаза. – Все это знают.
Ханна вдруг заметила листок бумаги на соседнем сиденье. Сложенный в виде самолетика, он был прижат камнем.
– Что это? – крикнула Наоми. – Оригами?
Ханна развернула самолетик и прочитала:
И снова здравствуй, Ханна! Я хочу, чтобы ты прочитала Наоми и Райли то, что написано внизу, слово в слово. Только без обмана! Иначе все узнают правду – сама знаешь какую. Все, включая папочку. – Э.
Ханна уставилась на строчки, написанные круглым, незнакомым почерком.
– Нет, – прошептала она, чувствуя, что сердце вот-вот разорвется. То, что написал «Э», грозило навсегда разрушить ее безупречную репутацию:
Я попыталась залезть к Шону в штаны на вечеринке у Ноэля, но он сам меня бросил. И да, я заставляю себя блевать раза три в день, не меньше.
– Ханна, ты что, получила любовное письмо? – проворковала Райли. – От тайного поклонника?
Ханна покосилась на Наоми и Райли – обе в укороченных юбках в складку, в туфлях на танкетке, они таращились на нее, как волчицы, учуявшие слабого зверя.
– Вы видели, кто это оставил? – спросила она, но девушки безучастно посмотрели на нее, пожимая плечами.
Она оглядела трибуны, задерживаясь взглядом на каждой группке детей, каждом взрослом, даже на водителе автобуса из школы Лансинга, который курил на парковке. Тот, кто это сделал, должен был находиться здесь, верно? Иначе как бы он узнал, что Наоми и Райли сидели рядом с ней?
Она снова посмотрела на записку. Читать ее вслух она не собиралась. Ни за что на свете.
Но тут она вспомнила, как отец расспрашивал ее о несчастном случае с Дженной. Он присел к ней на кровать и долго смотрел на вязаного осьминожку, которого подарила ей Ария.
– Ханна, – наконец произнес он. – Я волнуюсь за тебя. Дай мне слово, что вы не играли с фейерверками в ту ночь, когда ослепла девочка.
– Я… я не трогала фейерверки, – прошептала Ханна. Она не лгала.
На поле двое мальчишек из школы Лансинга приветственно хлопали друг друга открытыми ладонями. Внизу, под трибунами, кто-то закурил косячок; мерзкий запах ударил в ноздри. Ханна скомкала записку, встала и, еле живая от страха, подошла к Наоми и Райли. Они удивленно уставились на нее, Райли даже рот приоткрыла. Ханна отметила, что дыхание у нее несвежее, как у тех, кто сидел на диете Аткинса.
– Я-попыталась-залезть-к-Шону-в-штаны-на-вечеринке-у-Ноэля-но-он-сам-меня-бросил, – на одном дыхании выпалила Ханна и глубоко вздохнула. Хоть это была и не полная правда, это не имело значения. – И-я-заставляю-себя-блевать-три-раза-в-день.
Ее речь больше напоминала нечленораздельное бормотание. Ханна быстро отвернулась.
– Что она сказала? – расслышала она шепот Райли, но уж точно не собиралась поворачиваться и повторять все сказанное.
Она стала спускаться вдоль трибун, едва не сбив с ног чью-то мамашу с подносом, уставленным банками колы и пакетиками с попкорном. Ханна искала глазами того, кто смотрел на нее. Но тщетно. Никто не хихикал, не шептался. Все смотрели, как роузвудские мальчишки штурмовали ворота противника.
И все же «Э» должен был быть здесь. «Э» следил за ней.
22. Нелегко смириться с правдой