— Лейтенант Блубаттон, не могли бы вы сопровождать меня?
Другой член стаи, один из самых старших и сильных, возразил:
— Разве не я по праву должен занять место гаммы вместо Чаннинга?
— Поскольку полк пока стоит здесь, будет лучше, если это место займет старший по званию.
Профессор Лайалл должен был обеспечивать стае поддержку военных, а с исчезновением гаммы это становилось нелегким делом. Майор Чаннинг, конечно, являлся самой настоящей занозой в самом неудобопроизносимом месте, однако при всем том оставался отличным офицером, имел репутацию отчаянного храбреца и пользовался уважением других офицеров и солдат. Теперь же, чтобы сохранить прочную связь стаи с полком, требовалось подыскать ему замену — на случай крайних обстоятельств, когда может понадобиться призвать солдат для защиты Вулси. Использовать армию ее величества, чтобы предотвратить смещение альфы, — ничего хуже и представить себе нельзя! Оборотни доблестно несли свои воинские обязанности с тех пор, как королева Елизавета объявила об их интеграции в общество, но старались не смешивать эти обязанности с законами стаи. Однако Лайалл имел склонность к неординарным решениям и в случае необходимости не остановился бы перед тем, чтобы призвать на помощь Колдстемскую гвардию.
Хеммингу до беты было далеко, и он вновь попытался возразить:
— Да, но…
— Мое решение окончательно, — профессор Лайалл одним глотком допил чай, встал, сделал Адельфу знак следовать за ним и направился в гардеробную.
Там оба джентльмена разделись донага и, облачившись в длинные шерстяные плащи, вышли из замка через парадную дверь. Во дворе на холодном вечернем ветру их дожидалась взбудораженная толпа клавигеров и замковой прислуги.
Еще не видя своего соперника, профессор Лайалл уловил его запах — даже отдаленно не напоминающий стаю Вулси и вообще совершенно незнакомый. Чужая кровь! Непроизвольно подергивая носом, бета, как и полагалось, подошел к одиночке и поздоровался:
— Мистер Ульф? Как поживаете?
Оборотень глядел на Лайалла с подозрением.
— Лорд Маккон?
— Профессор Лайалл, — представился бета стаи Вулси. И добавил, чтобы сразу прояснить ситуацию: — А это мой помощник, лейтенант Блубаттон.
Одиночка напустил на себя оскорбленный вид. Впрочем, по его запаху было ясно, что это игра. На самом деле этот выскочка не расстроился и не занервничал, увидев Лайалла вместо лорда Маккона. Он и не ожидал, что граф примет его вызов. До него уже дошли слухи.
Профессор Лайалл скривил губу. Он всегда терпеть не мог адвокатов.
— Ваш альфа не хочет даже принять мой вызов? — в вопросе мистера Ульфа сквозило лукавство. — Ваше имя мне, разумеется, известно, профессор, но почему меня не встречает сам лорд Маккон?
Профессор Лайалл не удостоил его ответом.
— Приступим к делу?
Он повел нового претендента на место альфы за замок, к широкому каменному крыльцу, где чаще всего проходили тренировочные бои стаи. Длинная, чуть отлогая, безупречно ухоженная лужайка позади замка Вулси была сплошь заставлена парусиновыми палатками военного лагеря, ярко белеющими в свете почти полной луны. Раньше полк разбивал лагерь прямо перед замком, но Алексию присутствие сотен вояк нервировало, и она настояла, чтобы они перебрались подальше. Примерно через неделю им предстояло отправляться на зимние квартиры, а пока они расположились на земле Вулси — просто ради единения со стаей. Теперь, когда приличия были соблюдены, уже, в общем-то, ничто не мешало военным трогаться в путь.
Стая Вулси потянулась за тремя мужчинами, а следом и тесная кучка клавигеров. У Рейфа и Фелана вид был довольно изможденный. Пожалуй, придется настоять, чтобы они отправились в подземелье прямо сейчас, пока их не настигло лунное безумие. Несколько смертных офицеров, любопытствуя, что происходит в стае, прихватили фонари и тоже подошли посмотреть.
Лайалл с мистером Ульфом разделись и стояли обнаженными на глазах у всех. Никто ничего не сказал, только раз-другой послышались свист и улюлюканье. Военные уже привыкли к превращениям оборотней и к непристойным зрелищам, предваряющим это явление.
Профессор Лайалл был уже немолод, как ни печалил его этот факт, и с годами если не привык к превращениям, то по крайней мере научился держать в узде свои чувства и не показывать, как ему больно. Больно было всегда. Превращение человека в волка сопровождалось звуками ломающихся костей, лопающихся мускулов и рвущейся плоти, и, увы, все это не только слышалось, но и ощущалось в полной мере. Оборотни называли свое бессмертие проклятием. При каждом превращении Лайалл задавался вопросом — чем так мучиться, может, стоило стать вампиром? Правда, им приходится пить людскую кровь и опасаться смертоносного солнечного света, зато они умеют коротать дни со вкусом и комфортом. В сущности, в жизни оборотня с этой вынужденной наготой и тиранической властью луны было что-то внутренне недостойное. А профессор Лайалл ценил свое достоинство весьма высоко.