— Разве не из-за норои?..
Задумавшись, Седьмая смутно припоминает что-то о норои безымянных земель, но не особо этим интересуясь, не старается вспомнить больше.
— Норои порождают люди. Если бы они захотели, их земли процветали бы. Но война ожесточила их сердца. Даже Орден... вместо того, чтобы излавливать нас, лучше бы помогли людям и искоренили корень зла. Ты права. Южане недолюбливают и Орден тоже.
— Хм.
Наконец тропа приводит некромантов к арке из сложенных брёвен. Одиннадцатый впервые видит деревню, ограждённую деревянными столбами, словно жители защищают свой дом от кого-то.
— Не будем терять времени. Я найду мага, — решительно входит в деревню девушка.
— Хорошо бы... кажется, собираются тучи.
Войдя вслед за спутницей, южанин с недобрым предчувствием посматривает на темнеющее небо. Помимо этого и до него начинают добираться отголоски витающей в воздухе тревоги и напряжения.
— А ещё не помешало бы пополнить запасы... у нас кончилась вода, а еды осталось совсем ничего... Да только это место не выглядит так, словно здесь есть чем поживиться.
— Деревня и правда словно заброшена, но я чувствую кое-кого неподалёку.
Пока они шагают меж заросших зеленью деревянных домов, им на пути не встречается ни одного живого существа. Только кроны качаются под порывами ветра, тяжело и зловеще, словно надвигаются на сжавшуюся в ожидании деревню.
— Не умирай... прошу тебя, живи! Живи же... Прошу тебя...
Вскоре до некромантов доносится слёзно умоляющий голос. Пара останавливается, чувствуя зашевелившиеся вокруг них потоки мёртвой энергии.
— Не умирай!!..
Горький крик заставляет незваных гостей вздрогнуть.
«Похоже, мы не вовремя...» — сжимает руку на груди южанин.
Точно так же он кричал от горя и отчаяния, сжимая в руках остатки воспитавшего его некроманта. Сглотнув, парень шагает вперёд. За крайними домами оказывается небольшое пространство, посреди которого, сгорбившись и сжимая что-то в руках, сотрясается от рыданий человек.
***
С каждым шагом по чёрной тропе Первого охватывает нехорошее чувство. Пепел и мёртвая трава прилипают к подошве, не шумит ветер поблизости. Некромант не может сказать, сколько они уже следуют по этому пути. Ему словно нет конца, словно оставляющее его существо не прерывается ни на сон, ни на отдых. Остановившись и переведя дух, седовласый наклоняется и касается почерневших травинок. В них не оставили ни крохи жизни, однако обрывки мелодии ведут вперёд.
— Никогда не слышал столько ненависти в мелодии чужой души... Но как бы ни была сильна ненависть, такое ей точно не под силу.
— Похоже, тебя одолевают сомнения, — осторожно замечает синеглазая. — Дурные чувства и правда влияют на мир и губят всё живое. Однако я согласна с тобой. Даже очень сильная ненависть не способна оставлять за своим хозяином мёртвые тропы. Здесь не обошлось без искры. Неясно лишь, почему этот человек оставляет столь явный след... может быть, хочет, чтобы кто-то догнал его?
— Не думаю... Я не совсем понимаю то, что слышу... но одно могу сказать точно, этот человек... он бродит без смысла и цели, ведомый ненавистью, словно бедствие. Разум его спит, уступая чувствам.
Слабый холодный ветерок ворошит зелёные травинки по сторонам от мёртвой тропы.
— Но ведь все, кого мы встречали, говорили, что перед появлением этой тропы они слышали песню. Что бы это могло значить?
— Некромантам не нужно петь, чтобы использовать магию, — поднимаясь, размышляет седовласый. — Напротив, в отношении нас, песня делает нашу магию слабее... Если искра этого мага темна и печальна настолько, что подавляет волю хозяина, песня может быть его защитой.
Прикрыв губы ладонью, синеглазая отводит взгляд от некроманта, вновь облачившегося в серые одежды. Понимая чужие души, слыша их чувства, он пугает.
— Возможно...
Прервавшись, Первый хватается за голову и жмурится в новом приступе боли.