На мне были черные семейные трусы и белая майка – неизменное белье для мужчин всех возрастов, даже четырехлетних. Пока я устраивался на своей раскладушке, кто-то начал стаскивать с меня простыню. Это оказалась моя соседка – голубоглазая девочка-ровесница с двумя непослушными, растрепанными косичками. На ней была обычная для девочек того времени белая бумажная футболка в мелких бледных фиалках, которые можно было принять за голубых мух. Она стаскивала мою простынку осторожно, вытянув руку с безопасной позиции в середине своей раскладушки. Скоро оба мы уже прятались под простыней у девочки.
Послеполуденный свет легко пробивался через простынку, так что, даже накрывшись с головой, мы друг друга отлично видели. Девочка шепотом объяснила, что хочет мне кое-что показать. Поколебавшись, я свернулся под простыней калачиком, так что мое лицо оказалось напротив ее пупка. Она подвинулась поближе ко мне, стала вертеться, и я сообразил, что она хочет показать мне свою пиписку. Когда она еще немного повернулась, я увидал множество мелких складочек вокруг чего-то похожего на мою собственную крошечную пиписку. Не веря своим глазам, я поднял взгляд к ее лицу – может быть, она превратилась в мальчика? Ничуть. Потом мне пришлось тоже, приспустив трусы, показывать свое хозяйство, но об этой подробности я умалчиваю, болтая с друзьями на вонючей лестничной клетке. А еще я им не рассказываю, что одетые, как Валерия, воспитательницы, как ни странно, нас так и не застукали.
Вдобавок к преувеличенным рассказам о моем опыте по части женской анатомии, я хвастаюсь, что дрался с другими ребятами. Обычно я ввязываюсь в эти потасовки за стенами школы, когда мне кажется, что кто-то назвал меня жидом. Наверное, я веду себя правильно, потому что в классе никогда этого не слышу. Может, меня не трогают из уважения к моим знаниям о столицах захолустных стран или по иной, неизвестной мне причине. Не исключено, что меня защищают и особые отношения с будущим бандитом Вовкой.
И все же, хоть у меня все прекрасно, я так и не могу полностью выкинуть из головы внушения мамы с папой, которые видят в моих друзьях только ненадежных чужаков. При все очевидной ущербности этой проповеди, что-то от нее остается у меня в глубине души, рядом с фашистами и зеленой улицей. Из-за этого у меня ни с кем не складывается близкой дружбы. Все планы ребята строят без меня: как бы рано я ни появился, они уже всегда занимаются чем-то неожиданным.
Наши затеи зависят от времени года и погоды: мы собираем кислые дикие яблоки в парке, по очереди сидим в незапертой старой машине у подъезда Святого Петьки или проверяем толщину льда в низине возле новенькой двухполосной автострады, проложенной вдоль реки. Остается загадкой, когда и как ребята решают, чем именно заниматься. Меня это не очень волнует: принимали бы только в компанию, где я чувствую себя ничем не хуже других.
В четвертом классе мы становимся беспечными и самостоятельными, катаемся на автобусах, трамваях и метро по широко раскинувшемуся небезопасному городу, который кажется нам родным и уютным. Мы начинаем ходить в кино на самые популярные фильмы. Самый потрясающий из них – хорошо забытый французский хит «Фантомас» 1964 года, в котором зеленоволосый Жан Маре величественно, словно в замедленной съемке, отмеряет шаги по своему дворцу и делает одинаковые взмахи обеими руками, как умеет только он один. Есть еще американская «Великолепная семерка» 1960 года с лунными пейзажами Дикого Запада. И конечно, нестареющая отечественная классика, «Бриллиантовая рука», которую во всей империи знают наизусть и с восторгом цитируют: «Шампанское по утрам пьют или аристократы, или дегенераты!»
11
Курить мы начинаем примерно в том же возрасте, что и ходить в кино. Один из постоянных членов нашей компании, Сережа, первым начинает с удовольствием покуривать по дороге в школу и обратно, расплываясь в широкой улыбке между затяжками, словно клоун. А еще он первый научился пускать колечки из дыма. Как ему это удается – секрет. Мы благоговеем перед ним целую неделю, пока я, применив научный подход, не обнаруживаю, что надо всего лишь открыть рот и выпрямить язык на выдохе, и колечки получатся сами собой. Вот так мы с Сережей и обмениваемся небольшими уроками житейской мудрости.
Благодаря мечтательной натуре, небывалой квартире и аристократической собаке-колли Святой Петька становится нашим скромным вожаком. Мы еще больше его ценим за то, что он ничуть не важничает и по-прежнему ходит с растрепанной макушкой. Мне достается роль ходячей энциклопедии и последнее слово в любой интеллектуальной дискуссии (житейские споры разрешает Петя).