В кино я не свожу с нее глаз, однако моя пассия, увлеченная фильмом, этого не замечает. Когда на экране светло, мне виден ее внимательный и беспристрастный профиль и руки, лежащие на коленях. Не зная, как мне в первый раз выразить свою нежность не в мечтах, а по-настоящему, я беру Надю за руку – теплую и сухую, но странно неподвижную.
Сжимая эту безжизненную руку в своей и не получая ответного пожатия, я напрасно вглядываюсь в Надю в поисках хоть какого-нибудь намека: ее лицо остается спокойным и далеким. Я осматриваюсь, чтобы найти какого-нибудь более опытного молодого человека в качестве примера для подражания, но вижу лишь ряды белых лиц, завороженные знойными действиями на экране, среди темных улиц ночного города.
Тут камера вдруг переключается на яркий песчаный пляж, экран светлеет, и мне мерещится лицо Вовки, наблюдающего за мной с дальнего конца кинозала. Потом на экране снова наступает ночь, а когда опять приходит день на море, лицо Вовки – или его призрак, созданный моим беспокойным воображением, – благополучно исчезает. Растерявшись, я отпускаю Надину руку и безуспешно пытаюсь сосредоточиться на фильме, где знойные действия тоже закончились.
Покинув кинотеатр с толпой остальных зрителей, мы направляемся домой. В надежде ускорить события, я предлагаю своей спутнице прогуляться по парку. Наши тени, теперь совсем длинные, но уже не похожие на пришельцев, бредут перед нами. В неухоженном холмистом парке ни души. Мощеных дорожек нет, но имеются извилистые тропинки. По одной из них, занесенной сухими листьями, мы и пробираемся сквозь облетающие деревья, живо обсуждая только что просмотренное кино. Надя, ловко следующая за мной по сияющему парку, уже не бесстрастна, напротив, оживлена и взволнована. Удивительно, но ее новые замшевые сапожки совершенно не испачканы.
Вскоре мы поднимаемся на вершину знакомого холма, с которого зимой катаемся на санках, и вдруг, молча поглядев друг на друга, пускаемся бежать вниз по склону, едва успевая быстро-быстро передвигать ноги, чтобы уберечься от падения. Я успеваю заметить, что Надины шаги быстрее и короче моих, хотя она и выше меня ростом – ну конечно, ведь она в юбке! На бегу мы заливаемся хохотом. Достигнув подножия холма, Надя одним плавным движением падает на траву передо мной. Я следую ее примеру и быстро подкатываюсь поближе. Наши лица на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Надин смех сменился улыбкой, ее голубые глаза сияют, и я вдруг замечаю, что ресницы у нее накрашены черной тушью.
Ну, где же ты, воплощение мужественности и отваги, Жан Маре из «Фантомаса»? Где ты, надувающая губки Милен Демонжо, миледи Винтер из «Трех мушкетеров» с лилией, выжженной на левом плече, самая распрекрасная женщина в мире, известная подросткам нашей империи? Точно знаю, что вы стали бы делать дальше на нашем месте. Прежде всего, осознав общевселенскую значимость этого случая, вы мало-помалу перестали бы улыбаться. Потом вы грациозно придвинулись бы друг к другу, Жан Маре оперся бы на локоть, Милен чуть-чуть повернулась бы на спину. Вы бы задумчиво посмотрели друг другу в глаза. И наконец, ты, Жан Маре, позволил бы своим губам медленно прильнуть к полураскрытым зовущим губам Милен, и ваши веки одновременно смежились бы в сладкой истоме.
Но французских кинозвезд в роли учителей у нас нет и в помине, мы с Надей предоставлены самим себе. Тот порыв, та сила, то бесстрашие, которые бросали меня к пухлым ногам Валерии, когда я еще едва умел ходить, канули в небытие. Надин взгляд серьезен, волосы взъерошены, но голубые глаза равнодушны. Она не желает мне помогать. Она не поворачивается незаметно на спину, как гибкая Милен. Она тихо лежит, дожидаясь, когда же я сам осмелюсь сделать то, к чему я совсем еще не готов, то, на что способен только неподражаемый Жан Маре.
13
И вот я провожаю Надю домой, к детской площадке между корпусами 41б и 41в, где мы попрощаемся. Мыслями я все еще в парке, на осенней траве, где так и не состоялось волшебства, которое бывает только в кино. Солнце садится. Сворачивая за угол, мы видим толпу, сгрудившуюся вокруг небольшого автокрана для ремонтных и строительных работ попроще. У этих машин две кабины – большая спереди, для водителя, и маленькая сзади, для крановщика. Стрела автокрана перекошена, а сам он стоит поперек дороги, но никаких подробностей не видно за спинами толпы зевак.